Голос Сергея при словах о насекомых опять начал наполняться нездоровым энтузиазмом – становилось очевидно, что пчелы были для него крайне важной темой, чем-то близкой к смыслу жизни.

– Мне бы раньше кто сказал, что я будут их разводить, не поверил бы. Боялся их как ос или шершней. А ведь зря, пчела просто так тебя не тронет, а если ужалит, так сам в этом и виноват. Незачем ей просто так человека жалить – после этого ведь бедняжка помирает. У меня сейчас пять колод и четыре улья своих, и я вам честно скажу, ульи один другого лучше, а от колод надо отказываться. Лучше уж заплатить мастерам и позабыть про возню с этими бревнами, чем потом с ними корячиться. Меду накачал – на полпоселка хватит. Летом, конечно, повозиться пришлось с ними, пока привык к этому делу, пока научился вывозить на нужные поляны… Времени много ушло… Давилку свою хотел сделать, да потом подумал: а на фига мне она? Я же не бомж беспризорный, при большом поселке живу, уж где подавить всегда найдется. А осенью еще получил сироп от Круга, в обмен на мед и воск. По плавням тростник растет со сладковатыми стеблями – мы его сахарным называем. Сахара из него никто еще не добыл, но патока получается знатная. Вонючая, правда, люди ее не жрут, только на брагу пускают и самогон, но на подкормку пчелкам пойдет. Осенью я их подкормил, а как пошли морозы, опустил ульи в омшаник. И сразу призвали меня для похода в Хайтану. Как там мои пчелки теперь? У чужих людей ведь остались… Надеюсь, все у них хорошо. Вернусь, и они пожужжат мне радостно. На роение не попал уже, конечно, и ждать теперь придется до следующего года, ну да ладно – и девяти семей пока хватит. А уж на будущий год я развернусь, десятка три котов[6]поставлю – места знаю верные.

– Слушай, пасечник, ты скажи, а северяне и островитяне чем налоги платят? Тоже воском и медом?

– Не, у них не так все. У северян народ разбит на коммуны, по роду занятий и месту проживания. Каждой коммуне указан вид налога, его объем и сроки выплат. Если ты рыбак, то рыбой снабжаешь гарнизон в ближайшей крепости. Охотник дает мясо и шкуры, кто с земли живет, тот отдает зерно и овощи. Мастеровые мужики изделия по заказу делают: что Монаху надо, то им и заказывают. По слухам, дерут с них по три шкуры, но народ особо не жалуется – все к ногтю придавлены. Кто сильно недоволен, те сбегают часто. Хотя мастеровым этот путь закрыт: Монах договор составил, чтобы их не принимали ни мы, ни островитяне, и запретил специалистам бегать. Если поймают, шкуру спустят. У островитян проще: как при коммунизме живут – все пашут и ни у кого при этом ничего нет. Пока что этот номер у них проходит – при постоянной угрозе деваться просто некуда. Но уже в прошлом году послабления были и у них: крестьянам, живущим отдельно, выдавали семена и назначали единый налог зерном. И у них тоже пчел разводят – есть хорошие поляны цветочные, и лип хватает, и узкий лес по пойме идет. Гречиху вроде бы у местных покупали – это вообще не мед, а песня получается.

Серж, хитро повернув тему к любимым пчелам, опять нездорово оживился. Сбить его с этой темы уже не удалось. Андрей так и заснул под нескончаемые рассуждения о котах со смазанными прополисом летками, о старых матках и о тактике подсовывания проблемным семьям чужого приплода.

На текущую воду можно любоваться бесконечно. Особенно если точно знаешь, что тебя впереди ожидает адское пекло.

Эх, будь Добрыня подобрее и полностью соответствовал своему редкому имени, не послал бы он сюда уважаемого горного инженера, адмирала и полководца (в одном лице). После того что Олег проделал, положено в оплачиваемый заслуженный отдых посылать на курорты, навешав перед этим орденов и обеспечив бесплатным молоком. Мало того что отряд в считаные дни разобрался с горными людоедами, мало того что обнаружили ртутную руду, так эту киноварь им сами людоеды и доставили.

Целых двадцать корзин киновари. Олег, отпустив пленных, велел им передать своим вождям, что люди отсюда уйдут, только если получат камень для красной краски. И чтобы не выглядеть рэкетиром-нищебродом, впридачу пятьдесят свиней и столько же коз потребовал. В противном случае поклялся, что не уйдет отсюда, пока не сожжет все селения и не убьет последнего каннибала.

Дикари перед лицом опасности позабыли про былые разногласия: двадцать корзин в лагерь принесли ваксы разных племен, среди них были и местные, и те изгои, которых вождь раньше держал за рекой. Олег через них передал Твнкилду неприятные новости, заявив, что тот каждое лето и каждую зиму должен приносить столько же киновари к мосту. Цифру эту он назвал после согласования по рации с химиком Ломом необходимых объемов поставок. Назвал с запасом, пусть лучше в четыре раза больше будет, чем не хватит. Судя по всему, ртутной руды у них много, раз так быстро собрали.

Твнкилду предстояло сделать выбор: или наплевать на требования землян, или выполнять. В первом случае он рисковал увидеть на своей земле злых островитян со смертоносными мушкетами. Во втором случае, потеряв несколько жалких корзин с рудой, он получал нечто большее – целые полгода жизни без нежелательных гостей.

После всего случившегося на его месте даже полный идиот выбрал бы второе.

Само собой разумеется, что Твнкилду помимо прочего передали пожелание никогда не видеть ни его самого, ни его подданных за пределами горной страны. Граница, за которую им не рекомендовали переступать, пролегала по той самой реке с мостом.

Жаль, конечно, что Олег сам не взглянул на месторождение, ну да ладно, может, когда-нибудь еще посмотрит. Нагло требовать прогулки не хотелось, как-то несолидно для могучего завоевателя копаться в развалах сырья для банальной краски.

Олег, стоя на берегу небольшой реки, вновь предавался воспоминаниям. Здесь он уже бывал два года назад, когда, выбравшись из пещеры каннибалов, шагал по лесу неизвестно куда, а именно в сторону понижения рельефа. Сперва его путь пролегал по берегу ручья, а потом уже добрался до долины этой реки. Где-то ниже их группа поставила лагерь и собрала плот. И там им пришлось столкнуться с тварью, вышедшей из жаркой печи Гриндира.

Человек, никогда не заходивший в аномальную пустыню, не поверит, что в пяти минутах ходьбы от этого симпатичного лесистого берега, поросшего раскидистыми дубами, располагается исполинская металлургическая печь, дышащая жаром. Олег, увидев Гриндир впервые, не мог поверить своим глазам. А уж когда зашел туда, окончательно понял, что здесь дело очень нечисто. Даже профессиональный бедуин не выдержал бы в этом жаре и нескольких часов.

Ему в тот раз удалось даже обнаружить останки группы несчастных, сгинувших в Гриндире. Такие находки, по словам Мура, там не редкость. Веками люди пытаются пробираться в этот раскаленный ад, мечтая озолотиться на его сокровищах – сидах. И не только люди – алтанак ваксов не считался алтанаком, если у него не было волшебного амулета с невзрачным кристаллом. Множество опасностей караулят искателей сокровищ пустыни. Те, кого настигла смерть, мумифицируются там в считаные дни и могут лежать веками, пугая своими останками новых смельчаков.