Перед выступлением наземных войск на другой день была нанесена еще серия ударов: первый вновь назначили на поздний вечер с участием 16 Су-25, следом под утро вновь бомбили штурмовики. На время их снаряжения боеприпасами на аэродроме эстафету перехватывали истребители, после чего Су-25 возвращались и уже при дневном свете атаковали оставшиеся цели полным полковым составом вместе с истребительным полком. Только после массированного подавления противника авиацией вперед пошли наземные войска, практически не встретившие сопротивления.

Однако на войне редко все идет по писаному, и список потерь открыл сам командир полка. 6 апреля 1986 года Руцкой прикрывал звено комэска майора Высоцкого, наносившего ракетный удар по Джаваре. Атакуя цели пушечным огнем с высоты 450–500 м, его самолет при третьем по счету заходе получил множественные попадания. Разрывом ракеты был поражен левый двигатель, самолет вспыхнул и обесточился, и тут же справа по борту прошла очередь, повредившая второй двигатель и управление. Катапультироваться удалось с высоты 100 м, приземление произошло рядом с упавшим самолетом, где летчика и подобрали вертолетчики из 50-го ОСАП, рассказывавшие, что брать его пришлось силой – контуженый летчик считал, что его окружают душманы. Жесткое приземление повредило позвоночник, но к осени Руцкой смог вернуться в строй.

Сам Руцкой так описывал произошедшее: «Вертолеты начали высадку десанта, когда на одном из мест высадки на 12-й площадке открыла огонь ЗГУ. Я дал команду нашей группе выполнить атаку по ЗГУ местности вокруг площадки, а вертолету велел немедленно взлетать, забрав с собой раненых. Сам, переключив гашетку на основную пушку и ведя огонь, вызвал стрельбу на себя. Таких атак выполнил три. Первая наша пара ушла сопровождать подбитый вертолет, а мы с ведомым подполковником Валерием Курдасом обеспечивали уход всех других вертолетов. На третьем заходе по моему самолету прошла сначала очередь из ЗГУ, а затем раздался мощный взрыв со стороны левого двигателя. Самолет вспыхнул, как факел, но правый двигатель продолжал работать. Левым разворотом я стал выходить из ущелья. Мощности одного двигателя не хватало, чтобы перевалить через хребет, мгновение – и столкновения со скалой не избежать. Перевалить через хребет удалось чудом. Что происходило в воздухе – я не слышал, так как вырубилось абсолютно все, в том числе и радио, работал только правый двигатель. Через перископ заднего вида было видно, как пучится от огня обшивка самолета. Перенеся взгляд вперед, я увидел: по мне спереди, чуть правее, бьет ЗГУ, барабанная дробь по бронированной кабине и задравшаяся обшивка носовой части говорили о том, что в самолет всадили еще одну очередь, после чего стал работать с перебоями и скрежетом правый двигатель. Самолет начало трясти, он практически не слушался, но я продолжал набирать высоту. На скорости 250 км/ч я перевел самолет на снижение в направлении афганских войск. Перевалив последний склон базы с укрепрайонами, вздохнул с облегчением, моля Бога о том, чтобы дал возможность дотянуть до своих. Валера Курдас шел рядом со мной, сопровождая падающий самолет.

Высота 500 метров – остановился правый двигатель, огонь пожара достиг уже второго топливного бака. Проскочила мысль прыгать, но до своих войск было еще далеко. Принял решение тянуть до последнего: подо мной уже каменистые поля, в принципе можно сесть на вынужденную, за речушкой начинаются зеленые поля. Решение тянуть к зеленым полям – за ними афганский мотострелковый корпус. Высота 200 метров – самолет начинает кренить влево. Высота 100 метров – обрыв управления, самолет полностью неуправляем, началось интенсивное вращение влево, стремительно падает высота. Перекрестившись, нажал скобу катапульты и резко дернул ее, пошел фонарь кабины самолета, выстрел катапультного кресла, автоматически сработала система вытяжки и раскрытия парашюта. Земля была настолько близко, что в сознании промелькнуло – парашют не успеет раскрыться. В этот момент сильный хлопок наполнившегося парашюта почти совпал с приземлением в сточную канаву с рисовых полей, заполненную илом, что и смягчило удар. Не опомнившись от приземления, я услышал, а затем увидел впереди себя в 150–200 метрах мощный взрыв и взметнувшийся в небо столб черного дыма от столкновения с землей моего самолета.

Выползая из канавы почувствовал сильную жгучую боль в пояснице, ноги не чувствовали ничего и не подчинялись, казалось, что их просто нет. Во рту было настолько сухо, что я не слышал собственного голоса. Подтащив к себе фал с НАЗом (неприкосновенный аварийный запас) и привязанный к нему автомат, передернул затвор и приготовился к бою. Слева, где упал мой самолет, вдалеке увидел бегущих и стреляющих в моем направлении людей. Пули щелкали, высекая искры, в двух-трех метрах от меня. Что я мог думать в этот момент, если не о том, что это конец, приехали…»

Применение авиации непременным образом сопутствовало всякой операции и боевым действиям даже ограниченного характера, особенно когда дело шло о действиях в контролируемом противником районе. На этот счет в одном из отчетов указывалось: «Успех и сроки выполнения боевых задач находятся в прямой зависимости от применения авиации». Авиационная поддержка являлась необходимой и при реализации полученной развединформации. В предыдущем выходе на прочесывание ущелья Хадегар под Кандагаром, проводившемся в конце марта 1986 года, задачей ставилось взятие складов с оружием. По опыту было известно, что противник примет меры для прикрытия объекта и без должной огневой подготовки поставленных целей не достичь. Место находилось в 80 км от пункта постоянной дислокации войск, соответственно огневая поддержка возлагалась на штурмовиков. Для этого были выделены две эскадрильи Су-25. После выдвижения мотострелковых батальонов на исходные позиции ранним утром 20 марта штурмовики начали нанесение БШУ по ущелью и ближним кишлакам, служившим пристанищем душманам. Атаки штурмовиков производились группами по 4–6 машин, сменявших друг друга в течение трех часов. Основные огневые средства противника были подавлены, а попытки душманов отойти пресекались блоками, высаженными с вертолетов на окрестные вершины и обеспечивавшими целеуказание штурмовикам, не прекращавшим поддержку наступавших частей. Хорошее взаимодействие с авиацией способствовало плановому ходу операции и сопровождалось результативными итогами: уже к полудню ущелье было взято под контроль, на базе захвачено оружие и боеприпасы. Особо примечательным явилось отсутствие каких-либо потерь со своей стороны, где не было даже раненых.

Спустя всего несколько дней штурмовики были привлечены к обеспечению аналогичного выхода на поиск душманской базы уже на севере Кандагарской провинции. Здесь задача осложнялась необходимостью реализации в непростом районе, в горном ущелье Анушелла, также в удалении от мест дислокации. Десантно-штурмовой батальон, помимо приданной артиллерии, поддерживала эскадрилья Су-25. Перед началом прочесывания ущелья утром 25 марта самолеты произвели минирование района, воспретившее отход противника в горные распадки. Все же значительной части душманов удалось уйти, причиной чего при разборе назвали сложный для боевых действий район со множеством укрытий, в которых те прятались при бомбардировках и БШУ, оставляя снаружи только наблюдателей, сообщавших о конце налета. Неудовлетворительными признали затянутость времени при нанесении ударов по вызову, из-за чего противник успевал покинуть место удара, а минирование оказалось неточным, оставив противнику лазейки для отхода. Было отмечено, что и душманы со своей стороны шли на хитрость, дымовыми шашками подавая ложные сигналы о «своих войсках» внизу.