– Он шел к своим. Из-за этого и поднялся до полнолуния, – сказал дядя Тимоша, как будто продолжая неоконченный разговор.

А ведь я ни слова не успел сказать о ночном приключении… Интересно, откуда он узнал? Я бы не удивился, если бы оказалось, что ведьмаку наябедничал скелет. Мол, иду я к друзьям-однополчанам, никого не трогаю, и вдруг налетают: пацан и псявка! На меня, багадура! Вот вы, Тимофей Захарович, стерпели бы?!

– Я его упокоил, больше не встанет. Но уничтожить было бы вернее и легче, – сообщил ведьмак и захрустел огурцом, давая понять, что считает законченным разговор о скелете.

Под чудо-деревом возились птицы, склевывая жертвенные крошки. Ветер трепал хадаки – ленточки с молитвами, написанными вертикальным старомонгольским письмом.

Я спросил:

– Тимофей Захарович, а какая вера правильная?

– Любая, если она не требует человеческих жертв, – сказал он. – Эжины, заяны – всего лишь названия. Можно назвать их ангелами и чертями. Или информационными полями. Один мой знакомый профессор верил, что у него в макушке чакра, и через нее получал из космоса чистую энергию, как из крана. А его мама за тем же самым ходила в церковь, только называла энергию Божьей благодатью. Так он смотрел на нее снисходительно, мол, старушка, темнота… Ты что не ешь?

– У тети наелся, – немного соврал я. Разрезанные пополам и присоленные огурцы пахли свежо и соблазнительно; по правде говоря, только что я собирался поесть с ведьмаком за компанию. И вдруг понял, почему он взял не Зойку, а меня. Она в сто раз лучше знает и ворожбу, и травы, она по-настоящему помогает дяде, а я только путаюсь под ногами. Один у Зойки недостаток: она девчонка. Ведьмак перед смертью не сможет передать ей свою силу.

Тут уж стало не до огурцов. Я исподтишка посмотрел на дядю Тимошу. Вот так, да? Настолько все серьезно?

– Да не бойся, – сказал он. – Ну, не один там скелет, как в музее, а штук двести откопали на данный момент. Поставлю защиту, и уедем. Заянов ты и не увидишь.

– Я не за себя испугался, а за вас.

– Я понял.

– Если это правда неопасно, то зачем вы ходили к тете Свете? Я же понимаю, что не в одном скелете дело. Вы хотели ее перетянуть на свою сторону, чтобы она уговорила археологов зарыть все могилы.

– Хотел, – подтвердил ведьмак, – и сделал громадную глупость. Давно я не общался с образованными людьми. Бабке нашей деревенской покажешь фокус, и она верит в чудо. А твоей тете покажешь чудо, а она говорит: «Фокус!»

– Дура! – сказал я, потому что здорово боялся за дядю Тимошу.

– Допустим, те, кто понимает меньше тебя, дураки. Тогда для тех, кто понимает больше, ты сам дурак. Если так поделить всех людей, то с кем останешься? – Ведьмак завернул остатки еды в салфетку и уселся за руль. – На всякий случай: это сцепление, это газ, это скорость. Нажал, включил, повернул, отпустил сцепление, и поехали.

Он сделал все медленно, чтобы я запомнил, и мы поехали. У меня на душе кошки скребли.

Знакомая «шишига» с черепом и костями на тенте стояла у обочины таежной дороги. Ведьмак бросил свой мотоцикл рядом, даже не вынув ключ зажигания. Чужие здесь не бывали.

Километра три мы шли по слабо натоптанной тропинке. Местами она совсем скрывалась под подушкой ржавой хвои. Гигантские кедры сплетались лапами, накрывая землю сплошной тенью. Восемьсот лет назад здесь тоже была тайга. В могилах находили корни давно погибших деревьев, проросшие сквозь кости.

Если ведьмак не ошибался и там действительно была захоронена доверенная тысяча Чингисхановых багадуров, то могильник был размером со стадион. Археологи копались здесь уже второй год. Верхние слои земли снимали лопатами и топорами, прорубаясь сквозь корни. Последние сантиметры – малярными кисточками и помазками для бритья, чтобы не повредить какой-нибудь артефакт (так археологи называют любую штуку, сделанную человеческими руками). Неудивительно, что такими темпами они раскопали еще не весь могильник.

Я почему-то думал о болячке ведьмака, хотя давно к ней привык. Не хотелось, чтобы он угадал мои мысли, а то поймет неправильно и решит, что я брезгую. И я спросил в лоб:

– Тимофей Захарович, а почему вы болячку не вылечите?

– Так она – тэнгерийн тэмдэг, – по-бурятски сказал ведьмак и перевел: – Божественная отметина. У шаманов обязательно есть знак на теле – или родимое пятно, или шестой палец. А у меня болячка. Я так думаю, она не случайно меня от людей увела.

За сегодняшний день я услышал от ведьмака больше, чем за целый месяц, и ни разу дядя Тимоша не сказал мне, как раньше: «Думай сам». Он словно торопился все объяснить.

Мы подошли к палаточному лагерю археологов, огляделись, аукнулись – никого. Разрытые могилы начинались в десяти шагах от навеса с длинным обеденным столом. Мешавшие деревья были спилены, другие стояли с подрубленными голыми корнями. После вчерашней ночи я думал, что уже ничего не испугаюсь и ничему не удивлюсь. Да и фотки этих раскопок намозолили глаза в музее… Только на фотках вмещалось два-три скелета, а остальные получались или мелко, или нерезко. А как посмотрел я своими глазами… Мама моя родная! Лежали они, как шпалы, в ряд. Зубы у всех молодые, белые, черепа – как черепашьи панцири, так же тускло отблескивают и цветом похожи. Сабли кривые, а пальцы, хоть и готовы рассыпаться на косточки, еще держатся за рукояти – так аккуратно их выкопали, смахнув землю кисточками.

На костяных физиономиях скелетов застыли американские смайлы. В свое время эти парни заткнули бы за пояс нынешних «морских котиков» с «зелеными беретами». Каждый научился ездить верхом раньше, чем ходить, и мог скакать сутками, меняя коней на ходу, спать в седле, есть в седле сырое мясо и писать, не слезая с седла. Когда есть было нечего, а приказ гнал вперед, монгольский воин напивался лошадиной крови и скакал дальше.

Мегакрутизна. Это тебе не европейский рыцарь, который выезжал на войну с лакеями, поварами, столовым сервизом и походной кузницей – и плелся со скоростью самой медленной телеги в обозе. Рыцарь воевал за своего сюзерена сорок дней в году. Монгол за своего хана – пока оставался в живых и мог сесть на коня. И было их много.

Европейские короли собирали под свои знамена сотни рыцарей, реже тысячи. Монгольские ханы считали конницу туменами, или тьмами. Это десять тысяч всадников, каждый с двумя конями. Войди они в Европу, домчались бы до Ла-Манша недели за три, оставляя в тылу осажденные замки. А потом, дождавшись обозов с осадными машинами, расщелкали бы и замки, как орешки. Совсем другая всемирная история могла бы получиться. Если бы не увязло монгольское нашествие на Руси.

Собирались идти до Рима. Но семь недель штурмовали маленький Козельск и остановились, не взяв Кременца и Брянска.

Ведьмак расслышал за деревьями голоса и повел меня туда.

Среди нетронутой тайги, неудобно втиснутый между двумя кедрами, стоял грубо сколоченный стол, а на нем – чаша без ручки, вроде пиалы. Такие лежали в могиле у каждого воина, только деревянные или тянутые из толстой кожи, а эта была золотая. За столом с видом именинника восседал Тон-Тон. Кто-то расставлял пластмассовые стаканчики, а кто-то невидимый за кустом хлопнул шампанским.