На метро — и до «Дзержинской». Где-то там, вдоль по Кировской, прячется «бюро пропусков». А мне срочно нужно в наш «заколдованный город», в милый сердцам хронофизиков «сороковник»! Иначе не успокоюсь.

* * *

«Бюро пропусков» изящно маскировалась под объект торговли — вывеска извещала, что в подвале находится плодоовощная база. Принюхавшись, я не ощутил обычного амбре гниющей капусты, и спустился, открыв тяжелую дверь, обитую оцинковкой.

Никакого овощехранилища за порогом не обнаружилось. Пара рассохшихся шкафов, для симметрии — пара исцарапанных столов светлой полировки, растрескавшейся, как такыр в Кара-Кумах. В сторонке, на ободранном диванчике, дремал ладно скроенный товарищ спортивного обличья, а за столом сидел молодой человек в костюмчике, при галстуке и в строгих очках.

— Здравствуйте, — сказал я, оглядываясь.

— Здравствуйте, — эхом ответил молчел, и требовательно протянул руку. — Ваш паспорт.

Взяв в руки новенькую краснокожую книжицу, он перелистал ее, внимательно взглядывая на меня.

— Гарин Михаил Петрович?

— Да, — сознался я.

Порывшись в ящике стола, очкарик вынул пропуск, и протянул его мне вместе с паспортом.

— Отправляетесь с Ярославского вокзала до Щелково, — проинструктировал он бесцветным голосом. — На станции вас и ваших товарищей будет ждать служебный автобус.

— Спасибо, — вежливо сказал я, — до свиданья.

— До свиданья.

Спортсмен на диванчике, с любопытством следивший за мной, снова прикрыл глаза, а я удалился, сдерживая прыть.

Тот же день, позже.

Московская область, Щелково-40

«Наукограды» в почете у партии и правительства — о них пекутся, а жителей снабжают по первой категории. Иной раз в местных «Промтоварах» такую обувку выбрасывают, что в Москве лишь в подсобке увидишь. Балык, пятнадцать сортов колбас, икра черная, икра красная, икра баклажанная…

Но и попасть в закрытый город — проблема. Если ты не работаешь в Щелково-40 или у тебя не нашлось там родичей, можешь даже не пытаться. Повезло — обнаружился троюродный дядя или внучатый племянник? Подавай письменную заявку: «Прошу выдать пропуск для посещения г. Щелково-40 в личных целях…» — и жди два месяца. А вдруг рассмотрят положительно?

Только не вздумай хитрить или умничать!

Патрули из солдат внутренних войск круглосуточно дежурят внутри периметра — обходят контрольно-следовую полосу, между рядами колючей проволоки, опутанной датчиками на хитроумных.

Рискнешь проникнуть за «колючку» — стреляют без предупреждения. А ты не лезь!

Автобус со скромной табличкой «Служебный» остановился у основного КПП. Наряд вежливых автоматчиков проверил пропуска, и ворота разъехались, впуская наш сине-белый «ЛАЗ».

Будучи в «сороковнике» третий раз в жизни, я все еще любопытствовал, глядя по сторонам. Черта города замкнула в себе обширное пространство в десятки гектар — луга, сосново-елово-березовые рощи, тихую речушку — автобус как раз миновал бетонный мост. А сам город пока лишь строился — над высоченными елями еще выше задирались стрелы подъемных кранов.

Мимо промахнул край дубравы — черные стволы замелькали в зеленистом свете — и открылся Щелково-40. Стройплощадки, большие и маленькие, первые этажи из красного и белого кирпича; грохочущие бульдозеры, разгребавшие грунт, вертлявые экскаваторы, грузившие тяжеловесные, основательные «КрАЗы» и юркие «КамАЗы». За сплетением стальных опор и ажурными снопами арматуры горели дрожащие синие огни сварки, осыпая брызги оранжевых искр.

Новенький черный асфальт устилал проспект Козырева, что смыкался в точке перспективы на громадных корпусах НИИ неклассических механик. То ли чиновников смутило слишком лиричное название для госучреждения — Институт Времени, то ли сам Андропов настоял, чтобы в научном городке учредили ИНКМ, милый его сердцу.

Ближе к НИИ уже справляли новоселья — вон, на углу, разгружали пару контейнеров. Видать, прибыли из Новосибирска или того же Первомайска. Огромным аквариумом блеснул Дворец культуры, нянечки и воспитательницы обживали двухэтажный детсад. Соцкультбыт.

Я подался к окну, пытаясь рассмотреть коттеджи на пригорке, отмеченном редкими, но высокими соснами. Углядеть Риту мне не удалось, далеко. А, может, «Ритуля-красуля», как ее тесть зовет, и вовсе не дома. Мало ли… Зачеты сдает. Или в женской консультации очередь высиживает. Здесь-то пока ни поликлиники, ни больницы. Даже аптеки нет, всё только строится.

Ничего, до Москвы час езды…

Ворча, «ЛАЗ» вывернул к автовокзалу, и зашипел тормозами, словно дух испустил. Приехали.

Пассажиры столпились в проходе, оживленно переговариваясь. Кто-то бубнил:

— За всякой мелочью в столицу мотаться… Не наездишься!

— А ты не езди… Мой дед в тайге жил месяцами, а брал с собою один только нож!

— Иди ты…

— Эйнштейн не прав!

— Да ну?

— Да! Эквивалентность инерции и притяжения — чушь и вздор! Помнишь ту картинку, где нарисованы две ракеты? Одна на космодроме стоит, другая летит, а внутри кидают мячики — один космонавт из носовой части бросает, другой — в хвостовой. Видали, дескать? Одинаково всё!

— Ну да.

— Да ну⁈ Если ракета движется, эти дурацкие мячики ускорятся одинаково. А если стоит? Мячик, падающий из носового отсека, ускорится чуть-чуть меньше того, что в хвосте. Ведь сила тяжести падает с расстоянием!

Мысленно я согласился с экспрессивным спорщиком — долговязым растрепанным парнем в кургузом костюмчике. На шее у него болтался галстук — забыл завязать.

«Так его, Святого Альберта! — улыбнулся я вслед растрепе. — Парадигма — не пара догм!»

От автовокзала до института ходу было — пара остановок. Правда, по городу пока лишь маршрутки бегали, пятнадцать копеек билет, но что такое две остановки? Десять минут упругим шагом…

Удивительно, но суета около «круглого стола» не встревожила меня ничуть. Всю мою, погрязшую в знаниях натуру переполняла веселая злость. Она бурлила во мне, требуя немедленного выхода. Твори, выдумывай, пробуй! Чего просто так топать? Соображай!

И я гонял свой мозг, перелопачивал старые версии, окучивал новые. Идеи поблескивали извивами червей, но ускользали, прячась в комочках чернозема…

Мимоходом глянув на ряд краснокорых сосен, убереженных строителями, взбежал по ступенькам в главный корпус.

— Макарыч⁈ — воскликнул я. — И ты здесь?

Седоусый страж подозрительно глянул на меня.

— Вроде, голос знакомый… — затянул он, хмуря белые брови.

— Приказано сменить внешность, — вполголоса молвил я, изо всех сил удерживая улыбку, и показывая пропуск.

— Михал Петро-ович! — обрадовался старый энкавэдэшник. — А я-то думаю… Прошу!

Турникет провернулся с глухим щелчком, и я проследовал в гулкое, пустынное фойе. Но безлюдным НИИ лишь казался — из коридоров долетало сборное эхо, отгул людского гомона.

А из распахнутых дверей моей лаборатории несся всамделишный ор.

— Да что вы, как ненормальные! — взвился высокий Лизин голос. — Субвремя, псевдовремя… Это всё лишь ваши догадки, сплошная акустика, звуковой фон!

— Но ведь Тузик где-то же находился три минуты! — завопил Корнеев. — Вот он пропал из настоящего, а три минуты спустя объявился в будущем! И где он был всё это время?

— Етта… — прогудел Вайткус. — А с чего ты взял, что он вообще был в трехминутном промежутке? Может, его и не было. Вообще не было — ни во времени, ни в пространстве!

— Устами пенсионера глаголет