— Увези меня отсюда, Роберт, — взмолилась она. — Пожалуйста, увези меня отсюда. Я… сойду с ума, если останусь здесь.

Она начала тихонько плакать и еще сильнее прижалась ко мне. Теперь она была похожа на перепуганного одинокого ребенка.

Не обращая внимания на боль в ладонях, я нежно коснулся ее волос, погладил ее плечи. Я почувствовал, как она задрожала от моего прикосновения.

— Хорошо, малышка, я увезу тебя, — прошептал я. — Обещаю.

Ночь опустилась на городок, окутав его тьмой, словно одеялом. Немногочисленные звезды, появившиеся на небе с наступлением вечера, постепенно исчезли за завесой черных дождевых туч, и даже свет луны, прилепившейся к небосводу своим почти идеально круглым диском, лишь периодически пробивался в разрывы между тучами. В воздухе пахло дождем, да еще ветер приносил от находившегося неподалеку моря запах соленой воды. Иногда слышался одинокий крик чайки.

— Держитесь сразу за мной, — прошептала Присцилла.

Ее голос из-под коричневого, натянутого на лоб капюшона плаща звучал приглушенно, но при этом его было хорошо слышно, потому что вокруг стало тихо, неестественно тихо. Городок словно вымер. На узкой, тянущейся в южном направлении улице не было ни души, и если бы у нас за спиной не виднелись слабые красноватые отблески огня, то можно было бы действительно подумать, что Голдспи превратился в мертвый город.

Но это было не так. С тех пор как мы покинули дом, мы никого не видели, однако слышали голоса и шаги десятков людей, поэтому первые три-четыре сотни ярдов нам приходилось перемещаться перебежками, как под обстрелом. Присцилла вела нас по боковым улочкам и задним дворам такими окольными путями, что нездешний человек не отыскал бы их и за сотню лет. Мы крались от одного потаенного места к другому, словно преступники; затаив дыхание, прятались за углами домов и в проемах ворот. В результате мы передвигались так медленно, что на первые полмили нам потребовался почти целый час. Мое сердце бешено колотилось, и, хотя непосредственно угрожавшая нам опасность была уже позади, — а может быть, наоборот, как раз потому, что она была позади, — мои руки тряслись.

В городишке что-то происходило. Судя по доносившимся до нас звукам, все население Голдспи было на ногах и дружно топало на рыночную площадь в центре города, хотя приближалась полночь.

Но все это происходило уже позади нас, поэтому я испытывал некоторое облегчение. Чем ближе мы приближались к окраине городка, тем меньше были слышны шаги и голоса людей. Улицы теперь стали такими пустыми, что мы уже могли позволить себе идти посвободнее, прямо по тротуару, хотя и старались держаться в тени домов. Присцилла дала нам с Баннерманном темные плащи, такие же, как у нее самой, и мы накинули их поверх своей одежды, хотя ни я, ни Баннерманн не питали особых иллюзий относительно того, что подобная маскировка нам сможет чем-то помочь. Уже то, что мы направлялись не в центр города, выглядело подозрительным. Если бы мы натолкнулись на кого-нибудь, нам была бы крышка.

Вдруг Присцилла остановилась, подняла руку и, закрыв глаза, прислушалась.

— В чем дело? — озабоченно спросил Банн.

Присцилла жестом заставила его замолчать, постояла с закрытыми глазами две-три секунды, прислушиваясь, и вдруг резко повернулась.

— Кто-то идет! — сказала она. — Быстро уходим отсюда!

Она указала на какую-то подворотню, мимо которой мы только что прошли, и, кинув быстрый взгляд через плечо, бросилась туда. Мы с Баннерманном последовали за ней. Наши шаги отдавались гулким эхом, и мне казалось, что их, наверное, слышно даже на другом конце города. Но, к счастью, подворотня находилась недалеко, там было темно и достаточно места, чтобы укрыть всех нас. Мы проворно нырнули вслед за Присциллой в тень под сводом ворот.

Через некоторое время послышались чьи-то торопливые шаги. Я напряг зрение, стараясь увидеть что-нибудь в серовато-голубоватых сумерках, но так и не смог ничего разглядеть, разве что несколько быстро перемещающихся теней, промелькнувших по другой стороне улицы.

Затаив дыхание, я ждал, пока они не пройдут мимо и звук их шагов не поглотит ночь.

С другой стороны городка до нас донесся глухой одинокий удар барабана.

— Что это было? — прошептал Баннерманн.

Посмотрев на меня, Присцилла резко помотала головой и сделала шаг в сторону.

— Ничего, — сказала она. — Ничего особенного.

Баннерманн хмыкнул, молниеносным движением руки схватил ее за руку и дернул к себе.

— Один момент, девчушка, — пробормотал он. — Прежде чем мы пойдем дальше, я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснила.

Присцилла попыталась вырваться, но Баннерманн безжалостно вцепился в ее руку. Это, по-видимому, причиняло ей боль, и я на какой-то миг почувствовал, что во мне стал закипать гнев. Присцилла посмотрела на меня, словно прося защиты.

— Вы причиняете ей боль, Баннерманн, — сказал я, быть может, немного громче, чем следовало бы в нашей ситуации.

Баннерманн буркнул что-то нечленораздельное, ослабил свою хватку, но так и не отпустил запястье Присциллы. Я больше ничего не говорил. Все, чего я сейчас хотел, — это как можно быстрее исчезнуть из Голдспи. Но и Баннерманна тоже можно было понять. С той поры, как мы покинули дом, мы практически друг с другом не разговаривали. И он, так же как и я, чувствовал, что в этом городке происходит что-то странное.

— Да отпустите же меня, капитан, — взмолилась Присцилла. — У нас совсем нет времени. Такой возможности, как эта, у нас уже не будет.

— Возможности? — резко переспросил Баннерманн. — Какой возможности?

По лицу Присциллы пробежала тень. Она стала похожа на человека, который сболтнул лишнее, а теперь жалеет об этом.

— Убежать отсюда, — ответила она уклончиво. — Они все заняты. Если нам повезет, они лишь с восходом солнца заметят, что нас здесь уже нет.

— Заняты? — не унимался Баннерманн. — Чем же они заняты?

Тишину ночи нарушил еще один, более громкий, удар барабана, и мне даже показалось, что я слышу пронзительный звук трубы, доносящийся откуда-то издалека. Словно в ответ на удар барабана…

Присцилла шумно вздохнула и снова попыталась высвободить свою руку. Ее взгляд был умоляющим, и я почувствовал, как в моей груди что-то легонько, но мучительно кольнуло. Все это было странно: я знаком с этой девушкой лишь несколько часов, но она стала для меня такой близкой, как будто я знал ее уже многие годы. Мне было больно видеть, что кто-то причиняет ей боль. Однако я лишь отвел взгляд и опустил голову.

— Они собираются все вместе, — сказал Баннерманн. — Не так ли? Они все идут на рыночную площадь, ведь так?

Он имел в виду, что все жители городка шли в направлении, противоположном тому, куда двигались мы. Над крышами в центре Голдспи виднелись отблески огня. Там, должно быть, пылали костры. Много костров.

Присцилла отрешенно кивнула: