Тут я очнулся от оцепенения. Одновременно с Баннерманном мы резко обернулись, я одним прыжком оказался рядом с людьми, охранявшими нас, и сбил одного из них с ног ударом кулака. Второй попытался вскинуть винтовку и прицелиться в меня, но я выбил винтовку у него из рук, саданул ему локтем в живот и, пока он падал, схватил его винтовку. Рядом со мной Баннерманн с грозным криком сбил с ног двух охранников, а у третьего выхватил винтовку и врезал ему прикладом по черепу.

Кто-то выстрелил. Пуля ударила в землю совсем рядом с моей ступней, но стрелявший так и не успел выстрелить второй раз. Баннерманн вскинул винтовку к плечу и нажал на спусковой крючок, практически не целясь. Один из людей, стоявших на другой стороне площади, вскрикнул и упал на землю.

Толпу охватила паника. Снова раздались выстрелы, но это была уже беспорядочная пальба куда попало, не представляющая для нас серьезной угрозы. Баннерманн также сделал несколько выстрелов, но я заметил, что он стрелял поверх толпы.

Площадь, казалось, захлестнул какой-то дикий хаос. Вся масса людей, которая еще минуту назад представляла собой решительно настроенное организованное войско, в считанные секунды превратилась в неуправляемое стадо. Мужчины и женщины с воплями бросились врассыпную, давя и толкая друг друга. Несколько сторонников Донхилла, попытавшихся сдержать толпу, были опрокинуты и затоптаны бегущими людьми.

Я быстро огляделся по сторонам. Те из наших охранников, до которых мы с Баннерманном еще не добрались, сами бросились наутек. Казалось, про нас совершенно забыли. Никто не обращал на нас никакого внимания.

— Баннерманн! Займитесь своими матросами! — крикнул я. — Встретимся на берегу моря!

Не дожидаясь ответа, я бросился вперед, для острастки несколько раз выстрелив на бегу. Звуки выстрелов потонули в воплях толпы, но, тем не менее, вокруг меня мгновенно образовалось свободное пространство: люди в коричневых плащах отшатнулись, испугавшись выстрелов. Никто даже и не думал оказывать мне какое-либо сопротивление.

Я подбежал к человеку, стрелявшему в Донхилла. Он был еще жив, хотя в него попало по крайней мере с десяток пуль. Его плащ стал красным от крови, но глаза были открыты, и он, похоже, узнал меня. С его губ сорвался тихий мучительный стон.

— О'Бэнион! — воскликнул я, не веря своим глазам. — Это вы?

— Я… с ним поквитался, — прошептал он. Его рука поднялась, он схватил меня за плащ, но тут же бессильно отпустил его. — Он… мертв?

— Донхилл? — спросил я. — Да. Он мертв.

Его лицо исказилось от боли, но на губах появилась довольная улыбка.

— Вот и… хорошо, — прошептал он. — Он виноват… в смерти Стива. Он… его убил.

— Не разговаривайте, О'Бэнион, — сказал я. — Вам нельзя сейчас разговаривать. Я приведу к вам врача.

— В этом… нет больше смысла, — ответил умирающий.

Его взор затуманился, а тело обмякло. Но жизнь еще теплилась в нем.

— Послушайте… меня, Крэйвен, — прошептал он. — Я должен вам… кое-что… сообщить.

— Сообщить?

— Где-то есть еще… третий маг, — пробормотал он. Его голоса уже почти не было слышно. — Вам нужно… бежать отсюда. Опасность… еще не… миновала. Где-то есть… третий маг…

— Что вы имеете в виду? — спросил я. — О чем вы говорите, О'Бэнион? Какой еще маг? Кто вам это сказал?

Но О'Бэнион уже ничего не мог ответить. Он был мертв. Несколько секунд я молча смотрел на его осунувшееся лицо. Затем я присел, протянул руку и осторожно закрыл ему глаза.

— Он мертв?

Узнав голос Присциллы, я повернулся и взглянул на нее. Я даже не заметил, как она подошла. Ее лицо было удивительно спокойным, но во взоре горел какой-то странный огонь. Быть может, она просто слегка ошалела от пережитого.

— Да, — ответил я. — Он мертв.

— Донхилл тоже, — сказала она тихо. — Я… сама в этом убедилась.

И вдруг ее самообладание изменило ей. Она пронзительно вскрикнула, упала возле меня на колени и порывисто прильнула к моей груди.

— Увези меня отсюда, Роберт! — взмолилась она. — Пожалуйста, ну пожалуйста, увези меня отсюда!

Я осторожно обнял Присциллу, погладил ее волосы и нежно поцеловал в лоб.

— Тебе больше не нужно ничего бояться, При, — прошептал я.

Вдруг на меня нахлынула волна такой всепоглощающей нежности, какой я не испытывал еще никогда в жизни.

Хотя, может быть, причиной всему был просто страх, и я прижимался к ней из-за такого же ощущения беспомощности, какое испытывала и она. Но теперь я осознавал, что люблю эту девушку. И хотя это было как-то странно, даже неправдоподобно, но, тем не менее, именно в этот момент, когда все вокруг нас погрузилось в хаос, я понял совершенно точно, что я ее люблю.

А она любит меня.

Через некоторое время Присцилла высвободилась из моих рук, вытерла рукавом слезы на своем лице и посмотрела на меня.

— Что он имел в виду? — спросила она.

— О'Бэнион?

Она кивнула:

— Он сказал: где-то есть еще третий маг.

Я помолчал, затем беспомощно пожал плечами и снова прижал ее к себе.

— Не знаю, — сказал я. — Я знаю только то, что впредь тебе уже ничего не придется бояться, любимая. Никогда. Все ужасы уже позади. Наконец-то.

Но это было неправдой.

Я осознал это в тот самый момент, когда произносил эти слова. Ужасы не закончились. И еще долго не закончатся.

Они только начинаются.

НА ЭТОМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВТОРАЯ КНИГА

Он бежал, спасая свою жизнь.

Они неслись вслед за ним, и хотя он их не видел и не слышал, но чувствовал, что они близко. Они были где-то позади него, а может, уже успели обогнать его по какой-нибудь параллельной улице, пытаясь перехватить. Их не было видно в кромешной тьме, упавшей на город, словно черная туча. Это был их район, и они знали здесь каждую пядь земли, каждое укромное местечко, каждую лазейку. Он сумел немного оторваться от них, но при этом не питал особых иллюзий. Эти парни, по всей видимости, поначалу приняли его за какого-нибудь простофилю, приехавшего из глубинки, — скажем, за крестьянина, у которого при виде блеснувшего лезвия ножа так начинают трястись поджилки, что ему и в голову не приходит защищаться. Но теперь, после того как он, ударив одного из них, вышиб ему передние зубы, трое остальных парней уже не будут делать таких тактических ошибок.

Эндрю остановился, быстро осмотрелся по сторонам и сделал несколько глубоких вдохов. От холодного воздуха у него запершило в горле, а во рту почему-то появился неприятный привкус. Его сердце бешено колотилось.

Улица все еще была пустой. Тогда он успел отбежать от них шагов на двадцать, прежде чем они пришли в себя от изумления, и трое из них тотчас же бросились за ним. Четвертому было не до этого: он лежал, сбитый его ударом, на мостовой и, наверное, выплевывал выбитые зубы. Однако двадцать шагов — это совсем немного. Район, в котором он сейчас находился, явно не относился к фешенебельным районам Лондона. Точнее говоря, это был один из тех районов, где с наступлением темноты лучше не появляться. «Меня же об этом предупреждали, — подумал Эндрю, — а я не послушался. Вот дурак!»