У Ленской от громкой музыки звенело в ушах и голова начинала пульсировать тяжелой мучительной болью, но тут музыка кончилась и начались новости.

Новости были культурные. Концерт известного певца в Красноярске едва не сорвался из-за болезни исполнителя. Турне известного дирижера по городам Сибири. Спектакль совершенно неизвестного молодого режиссера завоевал «Золотую маску». Больше всего удивился сам режиссер. И последнее.

— Сегодня в Венецианском музее Коррер состоялось открытие выставки одной картины, — тараторила ведущая. — Картина «Портрет адмирала Морозини» работы выдающегося венецианского художника Тинторетто была привезена из Санкт-Петербургского музея Эрмитаж. Сотрудничество двух крупнейших музеев продолжается довольно давно и успешно развивается. Идут переговоры о том, чтобы привезти в Эрмитаж на временную выставку всемирно известную картину «Две венецианки» Витторио Карпаччо.

— О! — обрадовался Сергей. — Тронулись, кажется!

Никуда не заходя, майор Ленская промчалась к себе в кабинет. Причем именно промчалась, позабыв о боли в спине и скрипящих суставах. Там она сразу же включила компьютер и нашла сайт музея Коррер. Все так и есть, вот сообщение о выставке одной картины. А вот и она сама. Портрет адмирала Морозини. Но что это?

Ленская не поверила своим глазам, сняла очки, тщательно их протерла, потом посмотрела снова, увеличив портрет на весь экран. Потом полезла в сейф и достала оттуда картину, что нашли в машине у погибшей киллерши.

— Очень интересно… — пробормотала она, глядя на жезл адмирала, с которого капала кровь, — очень, очень интересно.

Были еще несколько фотографий с торжественного приема, посвященного открытию выставки. Какой-то лохматый тип с ищущим взглядом — ну этот ясно, журналист, приличный мужчина с бородкой — видная фигура, не иначе начальство, много нарядных дам в вечерних платьях, одна — ослепительная красотка в зеленом, обвешанная изумрудами. А вот там, сзади… да, зрительная память у майора Ленской и правда была хорошая. Наблюдательность тоже на уровне. Потому что она тотчас узнала в мужчине, что стоял в сторонке и не пытался лезть на первый план, своего знакомого реставратора Старыгина.

Ну, это же надо! Смокинг дорогущий сидит как влитой, волосы с благородной сединой, которая нисколько его не портит. Хорош… Просто неотразимый мужчина!

И смотрит пристально на ту красотку в зеленом платье. Глаз с нее не сводит. Ох, Дмитрий Алексеевич, женщины вас погубят…

На этой ехидной мысли майор Ленская вздохнула и отправилась к начальнику. Который, надо сказать, встретил ее нелюбезно, потому что знал не первый год и понимал, что так просто незаконченное дело майор Ленская не оставит. Посему начальник ожидал от нее любых неприятностей и занял круговую оборону, хотя и понимал в глубине души, что это не поможет, что если Ленская вбила себе что-то в голову, то спасения от нее нет как от чумы…

С самым мрачным видом начальник выслушал доклад Ленской про магазин христианской литературы и сбежавшего его директора. И про другой портрет, который — копия того, первого, только с жезла адмирала Морозини капает кровь, как будто он только что этим жезлом кого-то убил. Или просто сильно стукнул.

Тут Ленская поймала в зеркале взгляд начальника и прочла в нем, что, будь у него в руках сейчас жезл, он бы с удовольствием приложил ее по голове, чтобы раз и навсегда закончились его мучения. Он понял, что Ленская догадалась — в Управлении давно ходили слухи, что майор Ленская умеет читать мысли.

— Александра, ну чего ты от меня хочешь? — вздохнул начальник. — Чтобы я тебя в Италию послал? Ну самой-то не смешно? Кто мне это разрешит?

— Я этого дела так не оставлю, — нахмурилась Ленская, — ну никакой же ясности в нем нету! Я тогда в отпуск пойду!

— Отпуск? — заорал начальник. — Да ты рехнулась, что ли? Какой отпуск, когда столько всего на нас висит!

— А дело закрыто, — ехидно напомнила ему Ленская, — убийца мертва. Отчет я напишу, ребята закончат. Другие дела подождут, сами говорили — это самое важное. А у меня отпуск за три года неотгулянный. Неделю без меня обойдетесь!

— Иди, — неожиданно согласился начальник, — иди. Хоть неделю от тебя отдохну! Сил моих больше нет!

Парни с рысьими глазами, явившиеся после посещения квартиры исчезнувшего хозяина магазина, застали свою начальницу очень оживленную. Стол ее был девственно чист, чего на их памяти не случалось никогда.

— Ну что? — спросила Ленская. — Нашли что-нибудь в квартире?

— Ничего не нашли, если что и было, то он все за собой аккуратно убрал.

— А и ладно! — весело бросила Ленская. — Это уже неважно. В общем, так. Я в отпуск ухожу.

— В Венеции отдыхать будете? — спросил более догадливый Николай.

— Угу. Вроде у тебя был кто-то в турфирме, кто с гостиницей посодействует. Билеты опять же срочно надо…

— Сделаем, Александра Павловна! Полетите в лучшем виде, не сомневайтесь!

— Ладно, созвонимся позже. Время дорого, мне еще по магазинам пробежаться, а то совершенно не в чем в отпуск ехать…

Последние слова Ленская прокричала на бегу. Ее подчиненные переглянулись — ну и ну! Такой они свою начальницу не видели давно. Точнее, никогда.

Старыгин вошел в церковь Сан-Маурицио.

За дни, проведенные в Венеции, он посетил уже столько церквей, что они перемешались в его голове, слившись в один бесконечный храм — алтари, своды, мраморные надгробия, стенные росписи и картины знаменитых художников длинной чередой пробегали перед его внутренним взором… Дмитрий уже не мог вспомнить, в какой из церквей он видел «Брак в Кане Галилейской» Пальмы Младшего, а в какой — «Омовение ног» Джованни Беллини…

Но эта церковь отличалась от всех предшествующих.

В ней, как и в остальных, имелся алтарь, в ней были развешанные по стенам картины — но не было скамей для прихожан и вообще не было предусмотрено место для проведения службы. Все свободное пространство в этой церкви было занято застекленными витринами и открытыми подиумами, на которых стояли и лежали всевозможные музыкальные инструменты.

Скрипки и виолончели, контрабасы и альты семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков, изделия знаменитых мастеров Кремоны и Милана, гитары и мандолины разных форм и размеров, виолы и кифары, арфы и ситары и множество других инструментов, названия которых Старыгин не знал или видел впервые.

Инструменты из дерева и слоновой кости, из металла и перламутра, из панциря черепахи и кожи…

Даже в алтаре этой церкви вместо картин на религиозные сюжеты были выставлены три струнных инструмента — скрипка и две виолончели работы великого Страдивари.

В довершение впечатления, в глубине одной из капелл зазвучала скрипка — кто-то играл партитуру Баха. Звук скрипки, живой и теплый, как человеческий голос, заполнил все пространство церкви.

Старыгин ходил между витринами с инструментами, внимательно разглядывая их и пытаясь отыскать тот инструмент, который он зарисовал в церковном подземелье.