Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну конечно, не так, бамбино! Вот здесь должно быть «С», а нарисовано «L», а здесь вместо «К» стоит «G»… и вот здесь ошибка, и здесь тоже… надо же, какой дурак это писал?
— Постойте, синьор Пьетро, вы говорите «G», «L», «К»… то есть эти значки имеют буквенные названия?
— Ну да. — Старик удивленно взглянул на Старыгина, как будто тот не знает очевидных вещей. — Ну да, крючки можно рисовать, а можно записывать буквами и цифрами. Ведь эти ваши новомодные ноты тоже можно рисовать на нотном стане, а можно писать — до, ре, ми… ну, и так далее, бамбино, ты сам знаешь.
— Знаю… — озадаченно проговорил Старыгин. — А можете вы мне записать буквами эту мелодию? Ну, мелодию этой старой песенки?
— Что за вопрос? Конечно, могу! Только я говорю тебе, бамбино, — здесь все напутано, так я тебе запишу правильную мелодию, так, как ее пели у нас, в Ломбардии!
— Нет-нет, синьор Пьетро, запишите ее так, как здесь — со всеми ошибками!
— С ошибками? — переспросил старик. — У тебя странные вкусы, бамбино! Но в конце концов ты угостил меня обедом, заказал мне вино, а кто платит, тот и заказывает музыку. Даже если заказчику нравится фальшивая музыка, музыкант должен ее играть. Только вот еще что — дай мне карандаш или ручку. Пьетро Ломбардский, к сожалению, не имеет ни того ни другого.
Старыгин протянул старику ручку. Тот взял со стола салфетку и крупными неровными буквами записал на ней цепочку знаков. Затем удивленно проговорил:
— Смотри-ка, что получилось!
Старыгин придвинул к себе салфетку.
На ней было написано:
«AD 6482 ILLENARG AC».
Дмитрий Алексеевич был разочарован.
Он надеялся, что буквенная запись мелодии приблизит его к разгадке тайны — но в этой записи не было никакого смысла.
К столу подошел официант. Он принес графинчик домашнего вина и бокалы.
Пьетро, радостно потирая руки, наполнил бокалы и провозгласил:
— За настоящую музыку! За старую музыку! И за старые времена, когда люди умели петь и умели работать!
— За настоящую музыку… — проговорил Старыгин без особого энтузиазма.
Американская девочка за соседним столом, которая до этого старательно расчесывала волосы своей куклы, уронила маленькое ручное зеркальце, которое подкатилось к ногам Старыгина. Дмитрий Алексеевич хотел отдать его маленькой хозяйке, но случайно взглянул через зеркало на салфетку.
Надпись на ней показалась ему не такой бессмысленной, как прежде.
Он поднес зеркало к салфетке и прочел отраженную в нем надпись:
«CA GRANELLI 2846 DA».
— Дяденька, — окликнула его девочка, — отдай мне зеркало! Это мое зеркало!
— Сейчас, детка! — Старыгин торопливо записывал отраженную надпись.
Надпись была сделана простейшим шифром — зеркальным, или шифром Леонардо. На салфетке было написано «Ка Гранелли, 2846 DA»… Ка — этим словом, сокращенным от «каса», то есть дом, в Венеции называют все старые палаццо, дворцы аристократов.
Вернув девочке ее зеркальце, он окликнул официанта:
— Скажите, вы знаете такой дворец — Ка Гранелли?
— Как же, как же, он находится на Большом канале, неподалеку от церкви Сан-Стае.
— Чему ты так обрадовался, бамбино? — проговорил старый музыкант.
— Мне очень понравилась мелодия, которую вы для меня записали.
— Я же говорил тебе — старая музыка куда лучше новой!
Доехав на вапаретто до остановки Сан-Стае, Старыгин сошел на берег и, сверившись с картой, дошел до изящного трехэтажного дворца из розового камня. Перед входом во дворец висела табличка:
«Исторический архив Венеции».
За дверью стоял молодой карабинер, который убедился, что у Старыгина нет оружия, и пропустил его к стойке, за которой сидел пожилой господин в черном старомодном костюме, какие носят обычно сотрудники похоронных бюро.
— Что угодно синьору? — осведомился он голосом сухим и бесцветным, как прошлогодний листок.
— Я хочу взглянуть на дело за номером 2846 DA, — ответил Старыгин, сверившись со своей записью.
— Серия DA? — Служитель поднял на Старыгина бесцветные глаза. — Это особое хранение… вы можете представиться, синьор?
— Конечно… — Старыгин положил на стойку временный пропуск в музей Коррер со своим именем и добавил: — Я — сотрудник Петербургского Государственного Эрмитажа, прибыл сюда в научную командировку. Здесь я работаю с доктором Анджелой Контарини…
Имя Анджелы Контарини действовало на местных жителей волшебным образом.
— О, вы друг графини Контарини! — Глаза служителя потеплели и даже приобрели какой-то живой оттенок. — Разумеется, мы постараемся вам помочь…
Он нажал кнопку на переговорном устройстве и проговорил в него:
— Витторио, подойди, пожалуйста!
Тут же дверь за его спиной открылась, и оттуда вышел удивительно похожий на него человек — в таком же похоронном костюме, с таким же невыразительным лицом.
— Проводи синьора в сектор DA, — произнес первый служитель и на невысказанный вопрос своего двойника добавил: — Синьор — друг графини Контарини.
Второй служитель изменился при имени Анджелы так же, как и первый. Взглянув на Старыгина с интересом, он провел его в неприметную дверь, за которой оказался лифт.
Поскольку в этом здании было всего три этажа, Старыгин удивился, зачем здесь нужен лифт. Но он еще больше удивился, когда кабина заскользила не вверх, а вниз. Видимо, там, в подземных этажах, хранились самые важные документы.
Кабина остановилась, двери открылись, и молчаливый провожатый привел Старыгина в небольшую комнату, где имелись письменный стол и несколько стульев.
— Подождите здесь, — проговорил он своим бесцветным голосом. — Я сейчас принесу вам нужную единицу хранения. Напомните, какой номер вы назвали?
— 2846 DA.
Служитель кивнул и вышел.
Старыгин сел на один из стульев и приготовился к долгому ожиданию.
Однако прошло всего несколько минут, когда дверь открылась и служитель вкатил в комнату тележку, на которой лежала большая книга в темном кожаном переплете.
— Вот то, что вы заказывали! — прошелестел служитель, перекладывая фолиант с тележки на стол. — Думаю, вас не нужно предупреждать, что с этой книгой нужно обращаться чрезвычайно бережно.
— Не нужно, — заверил его Дмитрий Алексеевич.
Служитель кивнул и вышел.
Старыгин дождался, когда дверь за ним закроется, и подошел к столу.
На обложке книги, которая лежала перед ним, было выведено потускневшими от времени буквами, отливающими старой позолотой: