– А, собственно, конкретно, в чем проблема? – спросил Нансен.

– Пароход нужен. Врангель не хочет нас выпускать, и французы, те тоже говорять, шо у их нету денег нанять пароход. Брешуть, конечно: весь наш рассейский флот задарма до своих рук прибрали, а нас всего-то через Черное море переправить – денег нету.

– И много вас?

– Трудно сказать. Около тыщи, энто те, про которых мы знаем. А еще в Галлиполи, в Катладже, та й до острова Лемнос тоже, надо думать, большевицки листовки долетели. Много чи мало нас? Я так думаю, шо почти половина тех, хто с Врангелем пошел, уже раскаялись и до дому рвутся. Так шо желаючих много будет, в один пароход усех не затрамбуешь, – выложил свою арифметику Дзюндзя, после чего вдруг жалобным, почти нищенским голосом добавил: – Вы уж, вашее превосходительство, поспособствуйте нам. Неохота в чужих краях без пользы пропадать.

– Я понял вашу просьбу, – сказал Нансен. – Кое-какие хорошие новости у меня для вас есть. Но я пока не хотел бы их разглашать. Надеюсь, уже в ближайшее время вы их узнаете. Но для этого я еще должен побывать в Париже, кое-что согласовать с французским правительством.

И все четверо разочарованно вздохнули.

– Так получается, шо ничого хорошего вы нам сейчас не скажете? – спросил Дзюндзя.

– Пока не скажу. Но сегодня вечером я уезжаю. Завтра вечером – в Париже. Послезавтра к вечеру я сообщу вам все, до чего сумел договориться. Послезавтра в такое же время приходите сюда, и, надеюсь, мой заместитель господин Колен сообщит вам хорошие новости.

– Через три дня? – спросил Дзюндзя.

– Потерпите, – попросил Нансен.

– А ну, ежели Врангель рогами упрется? – спросил Дзюндзя. – Он… энто… с фанаберией.

– Ничего. И с Врангелем все как-нибудь уладим, – пообещал Нансен. – Так что потерпите. Всего три дня. Дольше ждали.

– Мы то ще можем, а у большости других уже все терпение кончилось. Они даже предлагали до Салтана сходить, впасть йому в ноги. Може, смилуется, выдиле нам один пароход. Нам бы токо через Черное море.

– Не надо к Султану, я только вчера встречался с ним. Он связан какими-то обязательствами с французами, а какими-то – с Врангелем. Вряд ли он пойдет вам навстречу, это будет означать, что он нарушил нейтралитет. А он поклялся его не нарушать. Так-то! – строго сказал Нансен. – И вообще, не суетитесь. Можете все мои планы и договоренности разрушить, а сами вы, поверьте, ничего не добьетесь. И что тогда?

– Тогда?.. – не сразу ответил Дзюндзя. – Тогда, пеши. Через Болгарию, Польшу. Мы и энто прикинули. Токо уже ни посеять, ни собрать врожай не сумеем. Голод будет.

– Голод хоть так, хоть иначе все равно будет, – сказал Нансен. – Ни двадцать, ни сто тысяч возвращенцев страну уже не спасут. Нужно в корне перестраивать всю ветхую, заскорузлую экономику вашей страны. Иначе, действительно, пропадете. От голода, или конкурирующие страны задавят.

– За год-два экономику не перестроишь, – возразил Нансену бородатый шахтер. – Но помереть с голода за два года можно.

– Тут вы правы. Для этого, в частности, и создана Лига Наций. Будем по возможности помогать голодающим странам.

– И России? – спросил бородач.

– Безусловно. И России.

– Ваши бы слова до Бога дошли, – вздохнул шахтер.

– У нас с вами один Бог. Православный. Авось услышит? – сказал Нансен и, резко обернувшись, торопливо побежал по лестнице к себе на второй этаж.

Затем к делегатам обратился Колен:

– Давайте закончить наш разговор. У господина Нансена еще много дел. А до поезда совсем мало времени, – сказал он. – Встретимся через три дня, в это же время. Надеюсь, господин Нансен обрадует вас хорошими вестями.

Они вышли на улицу. Остановились возле вывески у забора. Постояли, помолчали.

– И куда теперь? – спросил шахтер.

– Куда, куда! До наших, – сердито ответил Дзюндзя. – Оны ж там нас ждуть.

Они ждали.

– Ну, шо? – спросили из толпы.

– Пообещали. Через три дня усе до подробностев скажуть.

– Ну, а если Врангель не согласится? Чи французы? – выкрикнули из толпы давно наболевшее, которое уже обсуждали делегаты с Нансеном.

Встав на какой-то камень, над толпой поднялся Дзюндзя:

– Мы с имы и энто обсуждали. Сказалы, шо договорятся, – и, подумав немного, он по-мужицки убедительно добавил: – Оны там усе из одного гнезда: как-то уладять. Ворон ворону глаз не выклюнет.

Это несколько успокоило толпу.

Расходились с надеждой. Договорились через три дня всем вместе собраться возле «Комиссии по репатриации «Помощь Нансена».

Слух о том, что всем русским, пожелавшим вернуться в Россию, окажет содействие Комиссия Лиги Наций по репатриации «Помощь Нансена», разнесся не только по Константинополю. За три дня он докатился до Галлиполи, Чаталджи и даже до дальнего острова Лемнос – до всех тех мест, где были размещены эвакуированные из Крыма солдаты и офицеры Русской армии.

Уже к полудню назначенного дня возле особняка, где размещалась Комиссия по репатриации, собралось человек триста бывших военных, среди них были и беженки-женщины, некоторые с детьми. По одежде и по слегка надменному выражению их лиц можно было понять, что еще совсем недавно они занимали довольно высокую ступень в обществе. Спасаясь от большевиков, присоединились к отступающей армии Врангеля. Но здесь, в Турции, Врангелю было не до них. Проев последние увезенные с Родины ценности, обносившись и наголодавшись, они поняли, что или, никому не нужные, они закончат свое земное существование в какой-то грязной константинопольской подворотне, или вернутся к себе домой, в Россию. Авось большевики окажутся совсем не такими кровожадными, как о них повсюду говорили и писали, и в России у них еще будут счастливые дни.

Постепенно народу возле здания комиссии становилось все больше. Приходили поодиночке и группами и тут же смешивались с основной толпой. Просто ждать неизвестно каких новостей было скучно. Солдаты и цивильные стали толкаться в многолюдье, разыскивая знакомых или земляков. Иногда находили. Счастливцев тесно обступали, слушали их сбивчивый разговор:

– Здорово, земеля. И ты до дому?

– А то куда ж еще?

– С Врангелем. Говорят, с лета собирается выступить на Советы.

– Обещал с весны.

– Что-то не заладилось. Перенес на лето.

– Пускай выступает. Только без меня.

В другом месте иной разговор:

– Лешка? Фоминых? Ты как здесь?

– Как все.

– Ты ж вроде в Галлиполи был? У Кутепова?

– Был. Насилу утек. Спасибо, наши морячки с «Херсона» подвезли.