Подошел посыльный и что-то сказал Херцбергу.

– Капитан Дав, – проговорил лейтенант, – наш капитан хочет с вами поговорить.

Дав вздрогнул от неожиданности, но, поразмыслив, понял, что ждал этого. Он отдал свой сверток Стабсу и пошел за Херцбергом в каюту Лангсдорфа. И снова два капитана стояли друг напротив друга, и оба понимали, что, скорее всего, они видятся в последний раз. Немецкий капитан смотрел на дородного англичанина с большой симпатией, Дав отвечал ему тем же. Лангсдорф выглядел бледным и измученным. Он был в парадной форме с эполетами, ремень с пристегнутой к нему шашкой лежал на столе. Он сумел продеть раненую руку в рукав, и только некоторая скованность говорила о том, что этот человек испытывает боль. Раны на голове и лице были тщательно обработаны и заклеены. Лангсдорф сбрил бородку и теперь выглядел намного моложе. Его манеры изменились, и в глазах застыл немой вопрос.

Немецкий капитан вгляделся в лицо Дава и на минуту забыл о множестве ожидающих его неприятностей – очень уж приятно было вновь увидеть этого прямого честного человека. Вспомнив об их предыдущих встречах, он сказал:

– Итак, капитан Дав.

– Итак, капитан Лангсдорф, – как и прежде, не остался в долгу Дав.

На лице Лангсдорфа заиграла дружеская улыбка. Он сделал несколько быстрых шагов вперед и протянул руку, которую Дав с удовольствием пожал.

– Очень рад, что с вами все в порядке, – с неподдельной теплотой в голосе сказал Лангсдорф.

С такой же искренностью Дав ответил:

– Спасибо вам за все, капитан Лангсдорф. Вы сделали для нас все, что было в ваших силах в создавшихся условиях. Я от всего сердца желаю вам всего самого хорошего.

Лангсдорф поблагодарил и попросил передать его наилучшие пожелания остальным пленным. Он особенно настаивал, чтобы Дав не забыл пожелать им от его имени всего наилучшего. Неожиданно он вспомнил о чем-то и добавил:

– Обязательно пожелайте им счастливого Рождества. Да, счастливого Рождества.

На мгновение он унесся мыслями куда-то далеко, потом, вздрогнув, вернулся к реальности и спросил:

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

Дав кивнул:

– Если не возражаете, господин капитан, я бы хотел узнать названия наших кораблей, которые вас атаковали.

Глаза Лангсдорфа загорелись, и он ответил:

– Их было три: «Эксетер», «Аякс» и еще один корабль такого же класса. Полагаю, это был «Ахиллес».

– Что с ними произошло? – встревоженно спросил Дав. – Они были потоплены?

Лангсдорф удрученно покачал головой:

– Мы сильно повредили «Эксетер», но, когда я его видел в последний раз, он оставался на плаву. Мы могли справиться с двумя вашими кораблями. Трех для нас оказалось слишком много.

Дав помедлил, но все же осторожно спросил:

– Вы не могли бы рассказать мне, как все было?

Лангсдорф кивнул и сказал:

– Да.

Но заговорил он далеко не сразу. Он прошел к столу и склонился над картой реки Ла-Плата. Дав ждал. Через несколько мгновений Лангсдорф тихо заговорил. Он снова переживал в уме сражение.

– Все развивалось по классическим канонам. Обе стороны хорошо сражались. Мои люди – мои молодые парни – творили чудеса. Их отвага оказалась выше всяких похвал. Обе стороны могут считать себя победившими, и обе будут правы. Британский командир оказался великолепным стратегом. С первого момента он заставил меня разделить огонь. Я повел огонь по самому большому крейсеру. Я мог его потопить, но два других давили с такой силой, что мне пришлось снова разделить огонь. Мне приходилось вести бой с тремя кораблями одновременно, и я не мог отвести глаз ни от одного из них. – Его голос изменился – в нем зазвучало откровенное восхищение. – «Эксетер» был великолепен. Я вывел из строя носовые башни. Я снес его мостик. Он загорелся, потерял управление и стал выписывать восьмерки. Но капитан овладел ситуацией, вернул кораблю управление и продолжил бой. У них осталось одно орудие, и они атаковали меня им.

Потрясенный Дав не шевелился.

Лангсдорф надолго замолчал, потом сделал рукой какой-то неопределенный жест и продолжил:

– Когда ведешь бой с такими отважными людьми, враждебности не ощущаешь. Совсем наоборот, хочется пожать сопернику руку. «Аякс» и второй крейсер атаковали меня, как эсминцы. Они не могли причинить мне большого ущерба своими шестидюймовыми орудиями, поэтому попытались меня торпедировать. Они выпустили десять торпед, и должен признаться, некоторые прошли очень близко. И тогда я сказал себе: «Они ни за что не осмелились бы на такое, если бы их не поддерживали большие корабли». – Он снова сделал паузу и тяжело вздохнул: – Да, я считал, что они пытаются меня загнать под дула тяжелых орудий.

Лангсдорф замолчал, продолжая смотреть на карту. Дав немного подождал, но, очевидно, капитан сказал все, что хотел. Тогда он спросил:

– Что вы теперь будете делать, капитан?

Впервые за все время их знакомства в голосе Лангсдорфа зазвучала фальшь. Он резко выпрямился и проговорил, словно делая заявление для прессы:

– Я обратился к уругвайскому правительству с просьбой дать мне возможность выполнить необходимый ремонт. Подобные процедуры регламентируются международными нормами. Сейчас на борту находится комиссия технических экспертов. Мои камбузы уничтожены, запасов нет, я не могу кормить людей. – Он помедлил и добавил тем же тоном: – Я не собираюсь вести людей в море на погибель.

Неожиданно он вспомнил, с кем разговаривает, взял себя в руки и проговорил очень официально:

– Полагаю, вам пора?

Дав кивнул. Лангсдорф взял со стола две ленты с золотыми буквами «Адмирал граф Шпее», на мгновение сжал их в руках, а потом отдал Даву.

– Возьмите, – тихо сказал он. – Это ленты с фуражек моих людей, погибших в этом сражении… На память…

Дав принял подарок и торжественно проговорил:

– Спасибо, большое спасибо.

Открылась дверь, и вошел капитан Кей. Он кивнул Даву и сказал Лангсдорфу по-английски:

– Уругвайская техническая комиссия закончила работу и собирается уезжать.

Лангсдорф кивнул, подозвал слугу, который помог ему застегнуть ремень. Дав стоял, ожидая возможности попрощаться. Но Лангсдорф, казалось, позабыл о его присутствии. И, лишь надев фуражку, он бросил через плечо:

– Прощайте, капитан. Думаю, мы больше не увидимся.

Он ошибся.

Техническая комиссия состояла из двух офицеров, которые уже побывали на корабле накануне ночью: капитанов Варелы и Фонтаны. И хотя их доклад и рекомендации были жизненно важны для Лангсдорфа, значительную часть повреждений от них скрыли. Это было сделано по требованию гестапо и ради функционирования пропагандистской машины Геббельса. Немецкая гордость и престиж не могли смириться с неприятными фактами. Накануне уругвайские офицеры успели заметить немного, и наибольшее впечатление на них произвели человеческие жертвы, вид раненых и мертвых. Специально для них были построены декорации грандиозной пьесы. Их внимание акцентировали на повреждении камбузов и кладовых, но ничего не сказали о куда более серьезных повреждениях испарителей. Несколько пробоин, находившихся ниже ватерлинии, которые невозможно было замаскировать, сами немцы назвали несерьезными. Покинув корабль, комиссия была убеждена, что повреждений намного меньше, чем было в действительности.