Возможно, писателю припомнилось, как Горький просил Сталина привлечь его, Шолохова, к работе над «Историей».

На «Тихом Доне», если подчиняться директиве, можно ставить крест. Как же писать очередные главы? Шолохов не подчинился.

В мае произошло три особых события, связанных с именем Шолохова. Два в Москве, одно в Париже.

Редакционная коллегия «Правды» постановила: «Зачислить т. Шолохова постоянным сотрудником „Правды“, одобрив его разъезды по Северному Кавказу». Увы, журналистская любовь не вечна. «Постоянство», на волнах политконъюнктуры, окажется делом весьма непостоянным: здесь вплоть до войны не печаталось ничего серьезного, что могло бы появиться из-под пера «постоянного сотрудника».

Оргкомитет по созданию Союза советских писателей провел первое заседание. При отсутствии Шолохова. Но все-таки без Шолохова нельзя. В ЦК идет просьба утвердить состав редколлегии «Октября». Вёшенец в списке. Вместе с ним — словно издевка — Панферов! Пост главного редактора представители литобщественности решили Панферову больше не доверять — баста, наредактировался.

Минул месяц. ЦК рассмотрел обращение оргкомитета. Шолохов утвержден. Но по Панферову вердикт от партии «поперечный» — быть ему по-прежнему главным редактором.

Кто бы смог заглянуть в совсем недалекое будущее — Шолохов и Панферов станут фигурами окончательно противопоставными.

И третье событие — парижское — вписалось в весеннюю хронику жизни вёшенца. Он был вызван в Ростов и тут же «повержен». Поделился с одним надежным человеком: «В крайкоме мне сказал один товарищ, что в „Возрождении“ (монархическое эмигрантское издание) была напечатана рецензия на первую книжку „Нового мира“, в которой ругают гладковскую „Энергию“ и… хвалят „Поднятую целину“. Я удивлен, огорчен и даже не то что удивлен. Я повержен…»

Как же враг может нахваливать советского писателя?! По бытующим тогда партийным понятиям настоящий враг может только ругать и злобствовать.

Приглашение Шолохова к бдительным партийцам произошло за два дня до его дня рождения. Такое понарассказали, что впору было отказаться от мысли о застолье. Договорились, что статью надо прочитать в полном виде. Стал искать газету «Возрождение». Нашел и прочитал. В обзоре «Литературная летопись», подписанном известными в русском зарубежье писателями Владиславом Ходасевичем и Ниной Берберовой, говорилось: «Шолохов принадлежит к тем сов. писателям, которые в противоположность Гладкову и многим другим пишут не благодаря сов. власти, а несмотря на нее. Тема „Поднятой целины“, будь она взята кем-нибудь иным в основу романа, могла бы показаться скучной; у Шолохова она облекается такой плотной плотью, что с первых строк мы уже подкуплены…»

Зря соавторы не использовали для уравновешивания такое высказывание мятежных казаков в «Поднятой целине»: «Мы не супротив Советской власти, а супротив своих хуторских беспорядков…»

Дополнение. В ноябре 1932 года появилась еще одна статья о «Поднятой целине» в газете «Возрождение». Автор ее — Николай Тимашев, социолог, доктор права, в то время помощник главного редактора, — вряд ли понимал, насколько она опасна для Шолохова. Тимашев писал: «При чтении книги невольно возникает вопрос: кто ее автор — подлинный приверженец Сталина и его режима или скрытый враг, только надевший личину друга? Звериный быт, живописуемый в романе, так ужасен, в такой мере возмущает элементарные человеческие чувства (характерно, что по ходу романа подобные ощущения испытывают и некоторые его герои, хотя и играющие роль „строителей новой жизни“), что само собой навязывается решение — автор в душе „белый“, сумевший гениально загримироваться „красным“».

Обобщил впечатления: «Ни в одной книге так, как в романе Шолохова, не раскрыт роковой, подлинно трагедийный характер „социалистического переустройства деревни“ … И потому этот роман прочтет всякий не только как занимательное чтение, но и как своего рода откровение, ответ на неразрешимые одним разумом вопросы, ставимые нам происходящим в России».

Осень подступала. «Ареопаг» не оставил без внимания публикацию в «Новом мире» романа о коллективизации.

Сталин в Сочи на отдыхе, откуда написал Кагановичу: «В „Новом мире“ печатается новый роман Шолохова „Поднятая целина“. Интересная штука! Видно, Шолохов изучил колхозное дело на Дону. У Шолохова, по-моему, большое художественное дарование. Кроме того, он писатель глубоко добросовестный: пишет о вещах, хорошо известных ему».

Поразительно, что Сталин скрыл эту свою оценку от широкой общественности. И Каганович всю жизнь помалкивал. Почему же сталинский отклик на роман не попал в печать? Уверен, что это никакая не случайность!

В августе, когда жизнь вроде бы совсем успокоилась, Шолохов пишет Левицкой о работе над «Тихим Доном»: «Кончил 3 кн. Повезу ее сдавать». И дальше доброе извещение: «Меня очень прельщает мысль написать еще и 4 книгу (благо из нее у меня имеется много кусков, написанных разновременно, „под настроение“)…» Он переписывает для Левицкой даже «давным-давно выбранный эпиграф» для третьей книги. Скорбно читается:

Письмо закончил предупреждением (не забыл, видимо, как Левицкая в 1929 году лично ей адресованное письмо передала Сталину): «Только Вы, пожалуйста, не пишите в ЦК и не высказывайте на мой счет никаких опасений… А то не ровен час — пришьют мне „казачий уклон“».

В сентябре «Поднятая целина» появилась отдельной книгой. На скромной мягкой обложке шло лесенкой: «Мих. Шолохов. Поднятая целина. Рисунки С. Герасимова». Да как быстро выпустило роман писательское издательство «Федерация»: рукопись сдана в производство 1 сентября, а в печать подписана через 15 дней.

Радек тут как тут. Ненавидит Шолохова, но, прознав про мнение Сталина о «Поднятой целине», состряпал быструю статью. Дал ей такое название, чтобы всяк в стране читающий, пишущий и печатающий узнал от главной партийной газеты идеологический ориентир: «„Поднятая целина“ — образец социалистического реализма».

Сталин в те дни и недели был озабочен предстоящим празднованием 40-летия литературной и революционной деятельности недавно вернувшегося из Италии в СССР Горького. Его по высочайшему повелению изо всех сил пытаются сделать ручным — заливают потоками лести в статьях и речах, поименовывают в его честь клубы, театры, улицы, колхозы и даже Нижний Новгород.

Шолохов читает в газете телеграмму Сталина Горькому: «Желаю Вам долгих лет жизни и работы на радость всем трудящимся, на страх врагам рабочего класса».

На радость… на страх…

Кому как, а у Шолохова сполна и радостей, и страха. Известили ли Сталина, что враги-эмигранты хвалят «Поднятую целину»?