— Я на машине, — ответил он, целуя мою макушку. — Пошли?

И, не ожидая ответа, Грег взял меня за руку и повел. Я не сопротивлялась. Мне тоже было невыносимо без него и хотелось постоянно чувствовать его рядом. Снег летел прямо в лицо, и я порадовалась, что на мне нет никакой косметики. Становилось все холоднее, снежинки застревали в моих распущенных волосах.

Когда мы завернули за угол дома, я огляделась в поисках его «Lamborghini». Я уже мечтала очутиться в теплом салоне машины и вытряхнуть снег из волос. Но Грег подвел меня к огромному джипу «Lincoln Navigator». Он открыл дверцу, и я с трудом забралась на высокую ступеньку. Грег сел за руль, прогрел мотор, и мы поехали. Я украдкой поглядывала на его бледный профиль и молчала. Меня даже не интересовало, куда Грег направляется. Было хорошо лишь оттого, что он рядом, и поэтому мне было все равно, куда мы едем.

Мы заехали на Новоспасский мост. В этот момент раздался звон колоколов, видимо, из Крутицкого подворья, а может, и с высокой колокольни Новоспасского мужского монастыря, которая была хорошо видна с моста. Грег вдруг вздрогнул так сильно, что дернул руль, и джип вильнул влево.

— Что с тобой? — с тревогой спросила я.

И обмерла, так как четко вспомнила свой сон, как мы с Грегом сидим в Крутицком подворье и он так же задрожал, услышав колокольный звон.

Но он не ответил, только сжал губы и прибавил скорость. Затем включил музыку. Динамики загудели низкими тягучими басами и совершенно заглушили звон колоколов. После первых же тактов я узнала одну из родоначальниц стиля doom-metal британскую рок-группу «Anathema». Это был один из моих любимых альбомов под названием «The silent enigma».

My paralysed heart

Is bleeding…

My love's torn apart

Desire to be free

A bleak garden to cry

When my inamorato died[17]

— пел солист.

И я не выдержала и начала тихо подпевать. Грег повернул ко мне голову. Его лицо было напряженным. Казалось, он вслушивается в то, что я пою.

— «И ныне сад мой пуст, и пролита слеза… Моя возлюбленная… Ее нет, она мертва», — мрачно повторил он слова песни. — Ты любишь эту группу? — после паузы спросил он, сделав звук тише.

— Да! Я вообще обожаю этот стиль. У меня дома целая коллекция дум-групп.

— И у меня, — задумчиво произнес он.

Мы уже приближались к «Павелецкой». Но я так и не спросила, куда Грег меня везет. Машина проехала мимо здания вокзала. На светофоре Грег остановился и сделал звук громче. Началась вторая композиция под названием «Shroud of Frost»[18]. Он повернулся ко мне и, глядя в глаза, пропел вместе с солистом:

Help me to escape from this existence

I yearn for an answer… can you help me?

I'm drowning in a sea of abused visions and shattered dreams

In somnolent illusion… I'm paralysed[19].

Я не сводила с него глаз. Его низкий голос звучал так проникновенно, что мурашки побежали по спине.

— Помоги мне спастись от этого бытия, — грустно повторил он и сжал руль.

— Я люблю тебя, — тихо сказала я. — Люблю!

Грег улыбнулся, его лицо просветлело. Сзади раздались раздраженные гудки, и мы пришли в себя. Грег тронул машину с места, и дальше мы ехали в молчании, слушая тяжелые тягучие композиции «Anathema».

Мы вывернули на Новокузнецкую и, проехав несколько домов, очутились в узком переулке. Грег остановил машину в маленьком круглом дворе. Он помог мне выбраться.

— Вот мы и дома, — только и сказал он.

Я подняла голову и увидела, что мы находимся возле современной помпезной на вид многоэтажки, втиснутой между старинным особнячком и доходным домом девятнадцатого века. Грег подошел к подъезду многоэтажки и пропустил меня вперед. Консьерж, суровый подтянутый мужчина, вышел из своего помещения и приветствовал нас. Мы поднялись на лифте на последний, четырнадцатый этаж. На площадке оказалось всего две двери. Грег открыл одну из них и впустил меня внутрь. Я отчего-то стала волноваться, но храбро шагнула за порог. Холл выглядел огромным, но это было ничто по сравнению с самой квартирой. Когда я сняла куртку и Грег открыл передо мной двери, я замерла от удивления. Представьте себе помещение как минимум в двести квадратных метров. Ряд окон от пола до потолка, в которые бился снег, вызвали у меня ощущение опасности, видимо, из-за большой высоты, на которой мы находились.

— Я не люблю, когда окна открыты, — сказал Грег, словно прочитав мои мысли.

Он взял с низкого стеклянного столика пульт.

Темно— малиновые портьеры мгновенно закрыли окна, а в простенках зажглись бра в виде золотистых и черных шаров. Но все равно комната выглядела довольно мрачно из-за обилия черного, малинового, красного цветов, причем преобладал именно черный. Диваны и кресла были обиты малиновой кожей, на них громоздились черные бархатные подушечки с золотыми кистями на уголках. Пол покрывал черный ковер с рисунком из крупных темно-красных гербер. Стены и потолок поблескивали матовым золотистым узором по черному фону тканевых обоев. Обилие грубоватой черненой ковки придавало комнате еще большую мрачность.

Я обратила внимание на огромный портрет юноши, висящий на одной из стен. Это был, несомненно, Грег. Но Грег из моего сна, когда я видела его будто бы в Москве начала XX века. Он стоял, откинув голову и глядя поверх зрителей. Я узнала вьющиеся длинные волосы, разметанные по плечам, живой взгляд, румяное худощавое лицо. Он был изображен в распахнутом пальто, с вязаным длинным шарфом на шее, который я тоже хорошо запомнила. В руке держал какую-то рукопись, свернутую трубочкой. Его лицо поражало вдохновенным выражением и какой-то неуемной жаждой жизни. Я с минуту не сводила взгляда с портрета, затем повернула голову и столкнулась с застывшими глазами Грега. От явного контраста я даже вздрогнула, потому что мне на миг показалось, что я вижу покойника, стоявшего рядом со мной, а вот на портрете был живой Грег, настоящий.

— Понравился портрет? — мягко спросил Грег и улыбнулся.

— Да, очень, — ответила я и отошла от полотна. — Кто автор?

— Моя сестра Рената, — после паузы сказал он. — Таким она меня видит.

— О! У нее большой талант! — заметила я. — Нарисовано вполне профессионально. Только вот ты на этом портрете…

Я замолчала, не зная, какие подобрать слова. Грег смотрел на меня со странным выражением и явно ждал, что я скажу.