довели до самоубийства! – Он сжал кулаки и твёрдо закончил: – Словом, пусть убираются. Не надо нам тут чужаков. Так общество решило.

Самое смешное, что возразить было нечего. Да, была драка, да, директор «Наследия» застрелился после разговора с нами… Но как объяснить неотёсанному мэру и всем жителям Эйвбери, что изувеченные нами люди – вовсе не люди, что Аткинсон, судя по всему, занимался в своей башне делами тёмными и опасными и насмерть перепугался разоблачения? Да и сам ли решил застрелиться, вот вопрос…

Вильямс поднял руку, требуя внимания.

– Всё не так просто, мистер Дилан, – зычно произнёс он, перекрывая сильным голосом крики толпы. – По случаям, о которых вы сказали, начато следствие. В интересах этого следствия ничего пояснить или прокомментировать я пока не могу. Скажу только, что вина членов комиссии в трагедии не установлена, и не исключено, что никакой их вины нет вовсе… Вы все знаете, что несколько дней назад в окрестностях Эйвбери погиб российский офицер, сотрудник Организации Объединённых Государств, и погиб страшно. Межправительственная комиссия создана для расследования его гибели. Не далее чем сегодня утром у нас побывал премьер-министр Хэррингтон и полномочия комиссии подтвердил. Поэтому она действует на законных основаниях. А вот любые попытки мешать её работе абсолютно незаконны…

Дилан сделал шаг вперёд и положил руку на плечо лейтенанту. Нас он демонстративно игнорировал.

– Джерри, сынок, – сказал он мягко, – ты здесь родился и вырос, ты наш. Я же твоих родителей знал, и тебя ещё мальчишкой помню… Не заступайся за них, не иди против общества. Если сход решил, чтобы комиссия убиралась, пусть убирается. Не надо возражать.

– Не могу с вами согласиться, мистер Дилан, – холодно сказал Вильямс, аккуратно снимая руку мэра со своего плеча. – Здесь собралась едва шестая часть жителей деревни, это ещё не сход… Имейте в виду, что с огнём играете. Изгнания комиссии никто не простит. Я уж не говорю про убийство офицера. Могу сказать наверняка, что ответ союзников будет жёстким, вплоть до оккупации деревни десантным корпусом. Вы этого хотите?

Ответом прозвучали возмущённые выкрики. Со своего подиума я вдруг увидел, что по главной деревенской улице мчится и лихо тормозит рядом с полицейским джипом тёмно-синяя малолитражка, из которой выскакивает Буранов. Ввинтившись в толпу с тыла, он ужом заскользил между людьми и спустя минуту оказался рядом с нами. Не знаю, как Вадим, а я испытал невольное облегчение, хотя в случае стычки ещё один боец ничего не решал – численный перевес местных жителей был подавляющим.

– Это их главный! – заорал белобрысый коротышка, тыча пальцем в Михаила Михайловича. Тот с достоинством сделал лёгкий полупоклон:

– Да, я председатель межправительственной комиссии. Моя фамилия Буранов, и я готов ответить на вопросы, которые, мне кажется, у вас есть…

– Нет у нас вопросов, – бесцеремонно перебил Дилан. – Всё уже ясно. Выметайтесь из Эйвбери, руссофранки! Полчаса на сборы, и ни пенсом больше! Прямо скажу: от греха подальше…

– Ну, это не вам решать, – миролюбиво ответил Буранов, вытирая с лица дождевые капли. К вечеру тучи окончательно сгустились, дело пахло нешуточным ливнем. – Комиссия создана по решению правительств Российской империи и Королевства Альбион. Только они вправе отозвать нас. Не верите мне, спросите у своего премьер-министра. Он сегодня здесь побывал и благословил на дальнейшую работу…

Дилан повернулся к толпе:

– Слышали, ребята? Хэррингтоном прикрывается. Да только, сдаётся мне, Хэррингтон любит их не больше нашего, ему просто деваться некуда: премьер всё-таки. А мы люди сельские, дипломатии не обученные. Выставим комиссию, и пусть потом жалуются в свою ООГ. Нечего тут расследовать. Мы вашего офицера… ну, которому голову отсекли… к себе не звали и плакать не будем!

Если бы не Вадим, схвативший меня за плечи и прижавший к себе, лежать бы этому Дилану со сломанным носом… Мгновенно вспомнились страшные фотографии обезглавленного Серёги, и ум помутился. «Володя, не надо, нельзя…» Голос Вадима доносился откуда-то издалека, а в глазах мельтешили злобные возбуждённые лица аборигенов. Только что не пляшут, уроды… Я глубоко вдохнул сырой воздух, стараясь успокоиться.

– Не упоминайте всуе покойного человека, чья кровь, может быть, на руках одного из вас, – резко сказал Вильямс. – В общем, так, мистер Дилан. Я внимательно выслушал и принял решение. – Он смерил толпу чугунным взглядом. – Объявляю ваше собрание незаконным и требую немедленно разойтись. Немедленно! В противном случае зачинщики и участники понесут наказание. Что касается комиссии, то она останется в Эйвбери и продолжит свою работу. Любые попытки помешать ей также будут наказаны. Все меня поняли?

Толпа взорвалась разъярёнными воплями:

– Шкура! Продался руссофранкам!..

– Твои отец с матерью сейчас переворачиваются в гробах!..

– Вон из Эйвбери со своей комиссией!..

– Люди! Старая Дженет хочет сказать!..

– Говори, Дженет, пропустите её!..

Из толпы, оправляя ветхую кофту, вышла какая-то старуха в нелепой шляпке, сдвинутой на затылок. Такие, кажется, носили ещё до второй мировой войны. А сама старуха явно родилась ещё до первой, да и выглядела соответственно. Седые жидкие пряди свисали вдоль узкого лица с кривым носом, глубокие морщины уродовали лоб и впалые щеки, острый подбородок воинственно выдавался вперёд. Но горящий взгляд огромных чёрных глаз завораживал, гипнотизировал, заставлял забыть о тщедушном теле и отталкивающей внешности.

Толпа мгновенно притихла, из чего я сделал вывод, что старая леди пользуется у односельчан уважением не меньше, чем законный мэр. Тот, кстати, предупредительно поддержал женщину под локоток и скромно отошёл на задний план. Я с недоумением и тревогой заметил, что при виде старухи Вильямс мучительно сдвинул брови, а Хадсон и вовсе куда-то исчез.

– Слушайте меня, люди, – заговорила Дженет. Голос у неё был удивительно красивый: низкий, глубокий, сильный. – Слушайте и не переспрашивайте. Сегодня в полночь я разговаривала со священными камнями Эйвбери…

Тишина стояла мёртвая, и лишь капли с лёгким шорохом падали на головы собравшихся.

– Я спрашивала, чего нам ждать от этих чужаков. Просила совета. Никогда ещё со времён войны не ступала на нашу землю нога руссофранка. Вот что мне сказали священные камни… – Старуха воздела костлявые руки к потемневшему небу и, выдержав паузу, провозгласила: – Они сказали, что с чужими людьми в деревню пришла беда! И что же? Не успел забрезжить рассвет, как не стало нашего благодетеля доктора Аткинсона! Первое предсказание священных камней сбылось. Но есть и второе…

Сильный порыв ветра сорвал с головы Дженет убогую шляпку и вздыбил седую паклю волос. Однако старуха, словно не замечая этого, продолжала с удвоенной энергией:

– Наши камни говорят: если чужаки останутся, деревне придёт конец! За их плечами неисчислимое войско! Они разрушат башню мученика Аткинсона, надругаются над нашими святынями, изгонят