Ватикан потребовал запретить ленту, и несколько европейских правительств вняли призыву.

Но деньги — тонкие ручейки и полноводные реки звонких монет и шелестящих купюр — стремительно прибывали на банковские счета прокатчиков.

Остановить дьявольскую фантасмагорию было невозможно.

Родня в Техасе всерьез подумывала о перемене места жительства и благодарила создателя за то, что блудная — воистину! — дочь соизволила взять псевдоним.

Потом Ален написал еще десять сценариев, а Мартин благополучно их поставил.

Потом Алена не стало. Однажды он просто не рассчитал дозу.

Людям по-прежнему интересны были его фантазии, но каждый раз — новые, к тому же они постоянно требовали добавить перца. Исправно поставляя толпе наркотик, он и сам испытал нужду в сильном допинге. И немного ошибся.

Мартин и Долли взгрустнули по старому другу, но быстро развеялись, закатившись на пару недель в Биарриц.

Скандал в роскошном «Hotel du Palais», сопровождаемый битьем наполеоновских ваз, окончательно вернул звездной паре вкус к жизни.

К тому же за пятнадцать лет их триумфального сотрудничества сотни подражателей научились писать «под Алена Луковски».

Мартин без особого труда отобрал троих.

Все пошло своим чередом.

Долли наконец собралась встать с пола.

Осторожно — в голове по-прежнему гулко ухало, да и в желудке пока не было покоя — поднялась на ноги. Сделала несколько неуверенных шагов. Без неприятностей, разумеется, не обошлось. По дороге в спальню зацепила громоздким кринолином тяжелую позолоченную вешалку для халатов.

С трудом удержалась на ногах.

Вешалка обрушилась на розовый мрамор со страшным грохотом — его-то и услышала притаившаяся внизу прислуга.

Сначала — грохот, потом — долгое витиеватое ругательство.

Секундой позже зазвонил телефон.

— Жива, алкоголичка?

— Пошел к дьяволу! Клянусь, Марти, когда-нибудь я откручу твоим доносчикам яйца.

— Не обольщайся, дорогая, столько яиц не под силу открутить даже тебе. Вчерашнее шоу в «Fagade»[45]наблюдало слишком много народа. Говорят, ты пыталась поиметь ди-джея прямо на пульте.

— Неужели? И что же, интересно знать, помешало мне сделать это?

Про «Facade» Долли не помнила ничего.

Хотя начиналось все в высшей степени респектабельно. Роскошный банкет в «Beverly Hilton». Разряженная — в пух и прах — публика. Натянутые улыбки, ревнивые взгляды, обмен колкими любезностями и любезными колкостями. Потом, как водится, лед начал таять — к тому времени До-До уже изрядно набралась.

Потом, видимо, был «Facade».

Ну и черт с ним!

Подробности она узнает уже очень скоро — из газет.

Долли отшвырнула трубку.

Рухнула на кровать.

И заплакала.

5 апреля 2002 года

11 часов 03 минуты

Зрелище было комичным.

В разных концах огромного кабинета, обставленного классическим «Chippendale»[46], два респектабельных господина говорили по телефону. Вернее — по телефонам. Каждый — по двум одновременно, к тому же — на двух языках.

Энтони Джулиан занял позицию у окна — со своими собеседниками он общался соответственно по-французски и по-гречески.

Сергей Потапов — у противоположной стены, в глубоком, как раковина, кожаном кресле — перемежал русскую и английскую речь.

Стоило ли удивляться тому обстоятельству, что в кабинете было довольно шумно?

— Мне кажется, Полли, они неплохо обходятся без нас.

— Осталось пять дней.

— Я помню. И что?

— Ничего, просто интересно, что будет твориться непосредственно перед отплытием? Смогут они говорить сразу по трем телефонам?

— Тогда уж — по шести.

— Почему именно по шести?

— Арифметическая прогрессия. Если каждый день будет прибавляться по телефону — в момент отплытия им придется говорить одновременно по шести.

— Потянут?

— Слабо.

Энтони Джулиан, придержав одну из трубок плечом, освободил руку. Исключительно для того, чтобы энергично погрозить кулаком. Жест, без сомнения, адресован был Стиву.

— А вы говорите, слабо. Он умудрился вас услышать. Еще и вас.

— Цезарь. Гай Юлий. Слышишь, Энтони, с кем я тебя сравнил?

Джулиан изобразил на лице умиление.

— Слышит.

— А я — нет. О чем толкуете? И почему на пороге? Потапов закончил переговоры первым.

— Не хотим вам мешать. Ты уверен, что не собираешься поговорить с кем-нибудь еще?

— Совсем не уверен. Но разговор с вами, друзья мои, важнее прочих.

Лукавый чертенок, не таясь, резвился в глазах отставного полковника Мура.

— Похоже, мы теперь в цене. А, Полли? Самое время просить прибавки к жалованью.

— А мне говорили, что у вас проблемы.

— Тогда уж у нас, Сергей. У нас проблемы.

— Ясное дело. За тем и звали.

— За тем и пришли.

Шутки закончились. Разговор зашел о вещах в высшей степени серьезных.

— Неплохая работа, ребята. Но хотелось бы все же, чтобы вы довели ее до конца.

— Почему — мы? Габриэль Лавертен занимается Скотленд-Ярд по запросу швейцарцев. Не думаю, что им понадобится наша помощь.

— Но она до сих пор на свободе?

— Да. Полиция не слишком усердствует, полагая, что дама в любом случае не опоздает к отплытию.

— Вот именно! Они намерены устроить шоу на причале или — того хуже! — у нас на борту. При большом стечении народа, перед объективами камер. Sorry! Это не входит в наши планы. Никак не входит.

— Допускаю. Но каким образом мы можем повлиять на ситуацию, мистер Джулиан?

— Энтони, Полина! Эн-то-ни. А еще лучше — Тони.

— Ему будет намного приятнее, если вы станете называть его сэром Энтони, Полли.

— Наглая, беспардонная ложь! Никогда не цеплялся за титулы. Взгляни на мою визитку, поганец!

— Легко объяснимо. Все вместе они просто не помещаются. А вычеркнуть пару у тебя не поднимается рука. Но вы не ответили на вопрос, сэр Энтони. Прикажете оставить боевое дежурство и броситься на поиски старушки Габи?