— Вынужден огорчить тебя, старик, ты теряешь форму.

— Вот как?

— Прежде ты виртуозно водил собеседника за нос.

— Я не пытаюсь водить вас за нос, генерал. Мне до него попросту не дотянуться.

— И никогда не обижался на старых друзей.

— Это потому, что они были друзьями.

— Мы и теперь друзья, Стив.

— Рад это слышать.

— Раз так, почему бы тебе не сказать прямо: «Джо, я хочу избежать скандала. А он обязательно произойдет, когда ищейки Скотленд-Ярда набросятся на леди прямо у трапа. А они обязательно набросятся именно там или — того хуже! — уже на палубе моего расчудесного „Титаника“. И по-своему будут правы. К чему продираться сквозь бурелом, если наверняка известно, что лиса попадет в капкан? А я, старина Джо, должен сделать все. возможное,..»

— Можешь не продолжать, Джо, — я хочу избежать скандала. И… спасибо за науку, генерал.

— Итак, ты хочешь найти ее первым, Стив?

— Да. И прошу помощи. Что скажешь?

— Скажу: почему бы нет? К тому же «Титаник» действительно плывет под британским флагом.

— А ты действительно не изменился, Джо.

— Тогда — к делу. Есть полезная информация?

— Только аналитическая. Это по части госпожи Вронской.

— Очень по-американски! Янки вечно норовят взвалить на русских самую трудную работу. Результаты потом делят пополам. «Второй фронт», если мне не изменяет память, вы открыли только в сорок пятом?

— Мы открыли. Мы, Джо. Извини, что напоминаю, но тогда мы были союзниками. А вот «холодную войну» потом развязал ваш Черчилль.

— Кстати, знаете, почему он так и не стал герцогом Мальборо?

— Очередь, надо думать, не дошла. На ваших наследственных премудростях вообще можно помешаться.

— Потому, что был Уинстоном, умник![49]Но мы отвлеклись.

— Порадуете нас, Полли?

— Боюсь, не слишком. Единственное, что я могу предугадать с определенной долей вероятности, — ее нынешнее место пребывания.

— Не так мало на самом деле. И где же она, по-вашему?

— Думаю, что Габриэль Лавертен сейчас в Лондоне.

— Аргументы?

— В Швейцарии оставаться опасно. Хотя концы надежно упрятаны в воду. В прямом и переносном смысле. Она не знает, конечно, и, полагаю, не допускает мысли о том, что груз, привязанный к ногам бедной баронессы, случайно соскользнул — и тело всплыло. Мы делаем все возможное, чтобы информация не просочилась в прессу. И — тьфу, тьфу, тьфу! — пока это удается.

— Мои поздравления.

— Но, несмотря на затворничество, жизнь Сюзанны де Грувель — открытая книга. О том, что она отправилась на острова вместе с подругой — мадам Лавертен, — писали даже газеты. Представьте, что произойдет, если Габи вдруг попадется кому-то на глаза в Женеве или Монтрё? Париж, по понятным причинам, тоже исключается. Логично было бы забраться в какую-нибудь глушь и там, в тишине и покое, дождаться заветного дня.

— Ей ведь нужно еще каким-то образом изменить внешность.

— Это самое простое из того, что ей предстоит. Видели фотографию баронессы?

— Взглянул перед вашим приходом.

— И что увидели?

— Почтенную леди.

— Классическую почтенную леди, не правда ли?

— Пожалуй.

— В том-то все и дело. Образ-штамп. Достаточно нескольких обязательных или просто ярких штрихов. Седого, в голубизну, перманента, например. Заметной шляпки, в которой однажды уже отметилась баронесса. Фамильной драгоценности, хорошо известной в узких кругах. И дело сделано! Никто не заметит подмены.

— Но на «Титанике» плывет тот самый узкий круг, который вы помянули. Что, если там окажутся люди, знакомые не только с драгоценностями баронессы, но и с ней самой?

— Во-первых, имена пассажиров давно всем известны. У Габриэль было достаточно времени для того, чтобы досконально разобраться с этим вопросом. Думаю, сейчас она точно знает, кого и чего следует опасаться. И эта опасность не кажется ей серьезной. Ну и, во-вторых, последние пятнадцать лет баронесса, как известно, избегала людей своего круга. За редкими исключениями. Ее, конечно, не забывают светские хроникеры. Поминают, что называется, всуе.

— Без фотографий? Не слишком похоже на светскую хронику.

— С фотографиями, разумеется. На всех баронессе де Грувель не больше тридцати. Эффектная красавица. Счастливая и совершенно беззаботная. Одета, правда, не совсем по моде. Но если не приглядываться…

— Понятно. И достаточно убедительно. Вернемся к месту ее пребывания. Тихое, Богом забытое местечко вы, как я понял, исключаете. Почему?

— Это на самом деле было бы логично, но у мадам Лавертен своя логика. Довольно необычная. Ей вряд ли удастся усидеть в укромном местечке. Пассивное ожидание для Габи — пытка, равная смерти, если не сама смерть. Не думаю, что в теперешнем состоянии она способна выдержать такое. Нет! Габи затаилась где-то рядом и наблюдает. Свой спектакль она играет в одиночку, выступая одновременно и драматургом, и режиссером. Ей же предстоит исполнить главную роль. С листа, без репетиций и прогонов. И значит, необходимо как минимум изучить будущих партнеров, приглядеться к ним, выяснить, как они ведут себя в разных ситуациях. Что любят, чем увлекаются, чего боятся.

— Пожалуй, я готов согласиться. Но вывод в таком случае очевиден. Она — в вашем замечательном «Hilton». Огромный отель, в котором всегда полно народа. Лучшего места не найти.

— Я думала так же до вчерашнего вечера.

— Что произошло вчера?

— Ничего из ряда вон выходящего. Я заезжала в «Hilton» по делам и случайно заметила рядом еще один отель. На фоне громадной башни он кажется совсем маленьким.

— «The Dorchester»!

Стивен Мур и Джон Томсон заговорили — а вернее, закричали — хором.

Полина слегка улыбнулась. Едва заметно. Кончиками губ.

— Ну, разумеется. Теперь я знаю, что этот ваш «The Dorchester» ужасно знаменит. Но в тот момент — честное слово! — зашла из простого любопытства. И разглядела, надо думать, совсем немногое. В мраморном зале как раз подавали чай. Меня туда не пустили. Fully booked, ma'am. Sorry[50]. Коротко и ясно.

— Еще бы! Five o'clock в «Promenade»! Места бронируют за несколько дней.

— Охотно верю. Пришлось довольствоваться коротким обзором. Но и этого было достаточно. Знаете, о чем я тогда подумала, Стив?