– Как вашей подруге-леди понравился Гершон? – спросил я.

– Марте? Она его просто обожает. Он имел огромный успех в Нью-Джерси. Я сказал ей, что он – Ротшильд, и она мне поверила. Ей понравились его волосы. Она сказала: «Я приду к вам, когда вы будете спать, и отрежу ваши волосы, как Саломея». Ей нужны волосы для себя, у нее такие ужасные парики… Я мог бы жениться на Mapте. Она так тупа, что от этого просто отдыхаешь. Хотя не уверен, что у нее достаточно денег, чтобы содержать меня в том порядке, который компенсировал бы потерю свободы. И ей, вероятно, захочется секса. Потерять свободу и заниматься сексом – это чересчур. Свобода – это все.

Генри отправился на День благодарения в Коннектикут, чтобы отпраздновать с Уоллесами. Это были те его друзья, чья дочь, Вирджиния, вступила в связь с Отто Беллманом. Я позвонил своей тетушке, решив навестить ее на праздники в ее квартирке в Куинсе. Генри рассказал, как туда добраться. Старушка звонила мне с утра три раза, прежде чем я покинул квартиру, каждый раз начиная с вопроса: «Ты все еще собираешься ко мне?»

Она жила в крошечной арендованной квартирке на седьмом этаже старого кирпичного дома. Я не был там несколько лет, и запах разнообразной пищи в коридоре навеял воспоминания о поездках, которые я совершал к тетушке с родителями. Все мое детство мы каждые два месяца или что-то вроде этого навещали ее.

Старушка встретила меня в дверях, к которым был приклеен флаг «Нью-Йорк Метс» (мы оба были фанатами бейсбола), и расцвела счастливой улыбкой. Ее лицо еще больше постарело и больше покрылось пятнами с тех пор, как я видел ее в последний раз. Поразительно, однако, что у нее почти не было морщин, а ей было далеко за восемьдесят. И в волосах, постриженных под горшок, было очень мало седины. Они все еще оставались рыжими и живыми – почти такого же цвета, как мои собственные, но только мои редели. Она показалась мне изящной и милой. Я прижал ее к груди. Она была такая крошечная, что я дернул ее за волосы, словно передо мной ребенок, которому нужно, чтобы к нему прикоснулись и обняли. Я слишком долго боялся наведаться в Куинс. Может быть, из-за того, что делал плохие вещи с Венди. Хотя странным образом именно это вернуло меня к моей тетушке.

Когда я обнял ее, она прошептала на идише то, что обычно мурлыкала мне на ухо, прижимая меня к груди, когда я был маленьким мальчиком: «Shana, tottela, ziessela». Прекрасная маленькая женщина, полная жизни.

Когда мы ослабили объятия, она не отпустила мою руку, продолжая смотреть на меня. Она не знала, что еще сделать, ее переполняла любовь, и она крикнула весело: «Ненавижу тебя». Затем она провела меня в квартирку и усадила на кушетку, рядом на кофейном столике уже были приготовлены фаршированная рыба и закуски. Я знал: нужно соблюдать порядок, потому что все должно пройти так, как она запланировала.

– Начинай, пока не засохло, – сказала моя тетушка, явно нервничая.

Я знал, что все, что я мог сделать, чтобы доставить ей счастье, – это слушаться ее указаний. Я начал есть фаршированную рыбу, но она остановила меня:

– Подожди. Пойди вымой руки.

Продолжив есть, я спросил:

– Разве ты не поешь вместе со мной?

– Нет. Не хочу набивать желудок. Я стараюсь похудеть, – ответила она и потом спросила обвиняюще: – Почему ты ешь без хрена?

– Я его не заметил, – сказал я и послушно положил хрен на фаршированную рыбу. Я ел, а она смотрела на меня.

Обед проходил в маленькой кухне. Квартира тоже была крошечная и вся забита старинными безделушками. На стенах висели масляные пейзажи парижских улиц и гаваней Мейна, а на одной раввин склонился над Торой. Квартирка, очень опрятная, казалось, готова произвести впечатление на гостей, которые все не приходили. Тетушка отказывалась иметь дело с товарками по старости, не желая быть дряхлой, как они.

Вместо индейки на День благодарения у нас был жареный цыпленок, и я ел изо всех сил, чтобы сделать тетушке приятное, а она говорила неодобрительно:

– Ты плохо ешь.

После обеда я прилег на кушетку, чтобы она могла прибраться. Это было как в старые добрые времена, только теперь я исполнял роль своего отца, кроме разве что того, что не заснул после обеда.

Я снял туфли и опустил голову на подушку. Как и у Генри кушетка служила также кроватью.

Прежде чем я закрыл глаза, тетушка вошла в комнату, встала надо мной и сказала:

– У меня для тебя кое-что есть. Моя подруга Лилиан участвовала в конкурсе. Для этого она подписалась на журнал. Она даже не знала, во что ввязывается. Я говорила ей, чтобы она этого не делала… Ну, и они прислали ей «Плейбой»! О чем только думали? Она даже не может встать с постели. Ей девяносто три года… в общем, она прислала журнал мне; она всегда заставляет племянницу отсылать мне всякие вещи. А что мне с ним делать?

Тетушка отошла к другому краю кушетки, где у нее была маленькая корзина для журналов и газет, и вытащила оттуда глянцевый «Плейбой».

– Хочешь посмотреть? – спросила она, поддразнивая меня, и потрясла журналом в воздухе. При этом она насмешливо и очень сексуально покрутила бедрами.

Я не видел «Плейбоя» целую вечность. Порнография, которую при случае я покупал, не была такой уж общепринятой, но «Плейбой» меня тем не менее заинтересовал.

– Отлично. Почему бы нет? – сказал я сухо, пытаясь скрыть энтузиазм.

Она подошла вручить его мне, но вдруг отдернула руку. На лице ее появилась шаловливая усмешка.

– Подожди, – сказала она. – У тебя будет эрекция, и что мне тогда делать?

Старушка приготовила отличный обед, приказала мне прилечь отдохнуть, прибралась на кухне, и все это дало ей чувство глубокого удовлетворения; конечно, она помнила про свой возраст, так что была очень горда, что имеет еще силы обо мне позаботиться в День благодарения. Желая контролировать все и вся, она решила, что моя эрекция – это то, о чем ей тоже нужно позаботиться.

– Дай посмотреть, – засмеялся я и попытался выхватить «Плейбой». Она отдернула журнал. – Со мной ничего не случится.

Вручив мне журнал и все еще ухмыляясь, тетушка вернулась на кухню. Она всегда была очень любвеобильной, из-за чего ее порицали в нашей семье. В свое время она была красивой изящной рыжеволосой девушкой с необычно большой грудью, как у Мэй Вест.[11]

Она была маникюршей и большую часть жизни проработала в мужском клубе «Гармония» на Восточной Шестьдесят девятой улице. Там она знакомилась со множеством женатых мужчин, которые нуждались в компании. Предположительно, она стала причиной нескольких разводов и даже одной случайной смерти: один из ее клиентов чистил охотничье ружье и застрелил жену. Через полгода он женился на моей тетушке. Это был один из трех ее браков.