Человек – «рациональное животное»; любое особенно жестокое или неестественное действие клеймят «зверским» или «скотским» (хотя на самом деле такие действия характерны именно для человеческого поведения)[30]; Бог создал Человека по Своему образу и подобию, и благополучие Человека является конечной целью Вселенной.

Таким образом, мы получаем иерархию утешительных убеждений: личных, тех, кои человек разделяет со своей семьей, общих для его класса или страны и, наконец, равно лестных всему человечеству. Если мы желаем быть с человеком в хороших отношениях, необходимо эти убеждения уважать; поэтому в лицо ему мы говорим одно, а за его спиной – другое. Контраст обратно пропорционален нашей с ним близости. В беседе с братом не требуется проявлять подчеркнутой вежливости к его родителям. Максимально велика потребность в вежливости бывает при разговоре с иностранцами, и она до такой степени утомительна, что просто-напросто парализует тех, кто привычен к обществу соотечественников. Помню, однажды я сказал не бывавшему за границей американцу, что, возможно, есть несколько мелочей, в которых Британская конституция выгодно отличается от Конституции Соединенных Штатов. Он мгновенно впал в буйное исступление; никогда раньше не слыхав такого мнения, он поверить не мог, чтобы кто-то принимал его всерьез. В деле вежливости мы оба допустили промах, и результат вышел катастрофический.

Однако результаты таких промахов, как бы досадны они ни были со светской точки зрения, весьма замечательны в плане развенчания мифов. Есть два фактора, способных корректировать наши естественные убеждения: первый – столкновение с фактом, например, когда мы принимаем ядовитый гриб за съедобный и в результате испытываем физические мучения; другой – когда наши убеждения вступают в противоречие не напрямую с объективными фактами, а с противоположными убеждениями других людей. Один человек считает, что позволительно есть свинину, но не говядину; другой – что говядину, но не свинину. Раньше результатом такого расхождения во мнениях обычно бывало кровопролитие; но постепенно в обществе зарождается рационалистическое понимание того, что, возможно, ни то ни другое не является на самом деле грехом. Скромность, неизменная спутница вежливости, заключается в том, чтобы делать вид, будто мы не придерживаемся о себе и своих вещах лучшего мнения, чем о собеседнике и его вещах. Этим мастерством поистине овладели лишь в Китае. По слухам, китайский сановник на вопрос о здоровье его жены и детей ответит: «Эта презренная шлюха и ее вшивый выводок, если ваше великолепие изволит интересоваться, возмутительно бодры и здоровы»[31]. Но подобное многословие порождается лишь степенным и размеренным существованием; в торопливом, но важном деловом или политическом общении оно невозможно. Шаг за шагом отношения развеивают мифы в головах всех людей, кроме самых успешных. Личное тщеславие разбивают в пух и прах братья, семейное – одноклассники, классовое – политики, национальное – военные или торговые неудачи. Однако общечеловеческое тщеславие остается, и, что касается влияния общественных отношений, в этой области силы мифотворчества имеют абсолютную свободу действий. В какой-то степени корректировать данный вид заблуждений способна наука; но этой коррекции никогда не стать более чем частичной, поскольку и в науке нужна крупица готовности верить – иначе она сама рухнет и обернется пылью.

2

Грезы отдельных людей и групп могут казаться смехотворными, однако общечеловеческие грезы для нас, неспособных шагнуть за границу человечества, просто-напросто печальны. Вселенная, как показывает астрономия, имеет огромные размеры. Какие еще дали недоступны нашим телескопам, мы не знаем; но и известные пространства поражают невообразимой необъятностью. Млечный Путь – лишь крохотный фрагмент видимого мира; Солнечная система – бесконечно малая кроха внутри этого фрагмента, а наша планета внутри этой крохи – микроскопическая точка. По этой точке в течение нескольких лет ползают крошечные комочки неочищенных углерода и воды, обладающие сложной структурой и несколько необычными физическими и химическими свойствами, а после снова распадаются на составляющие элементы. Они делят свое время между трудом, направленным на то, чтобы отсрочить момент распада для себя, и лихорадочными попытками ускорить его для других представителей своего вида. Естественные содрогания пространства периодически уничтожают их тысячами или миллионами, и еще гораздо большую долю преждевременно уносят недуги. Эти события считаются несчастьями; но когда людям удается нанести подобный ущерб собственными усилиями, они радуются и благодарят Бога. Период, в течение которого существование человека будет физически возможным, составляет мельчайшую долю жизненного цикла Солнечной системы; но есть некоторые основания надеяться, что люди своими усилиями по взаимному уничтожению подведут черту под собственным существованием еще раньше, чем этот период завершится. Вот как выглядит человеческая жизнь со стороны.

Но нам говорят, что такой взгляд на жизнь недопустим, что он задушит инстинктивную энергию, благодаря которой человечество движется вперед. Спасение от этого люди нашли в религии и философии. Каким бы чуждым и безразличным ни казался внешний мир, утешители заверяют нас, что за кажущимся противоречием скрывается гармония. Весь долгий процесс развития от первоначальной туманности, оказывается, ведет к появлению человека как кульминации процесса. «Гамлет» – очень известная пьеса, однако мало кто из читателей вспомнит персонажа, называемого Первым матросом, чья роль состоит из четырех слов: «Благослови вас Бог, сэр». Но представьте, что существует общество людей, единственное дело жизни которых состоит в том, чтобы играть эту роль; представьте, что они изолированы от контактов с Гамлетами, Горациями и даже Гильденстернами: неужели они не выдумают систем литературной критики, согласно которым четыре слова Первого матроса составляют суть всей пьесы? Неужели не накажут позором или изгнанием любого, кто предположит, что другие роли, может статься, не менее важны? А ведь человечество занимает во Вселенной гораздо меньше места, чем реплика Первого матроса в «Гамлете», но мы не можем послушать из-за кулис остальную часть пьесы и очень мало знаем о ее персонажах и сюжете.

Думая о человечестве, мы думаем в основном о себе как о его представителе; поэтому мы считаем человечество хорошим и полагаем важным его сохранить. Мистер Джонс, бакалейщик-нонконформист, уверен, что заслуживает вечной жизни и что Вселенная, отказавшая ему в ней, была бы нестерпимо плоха. Но когда он думает о мистере Робинсоне, своем англиканском конкуренте, который подмешивает песок в сахар и не почитает воскресных дней, он чувствует, что негоже Вселенной быть слишком уж снисходительной. Для полного счастья ему нужно, чтобы мистера Робинсона ожидало адское пламя; таким образом, космическая значимость человека сохраняется, но критически важное различие между друзьями и врагами не стирается вялой вселенской благожелательностью. Мистер Робинсон придерживается того же мнения, только наоборот, и в результате все счастливы.

До того, как мир услышал о Копернике, для поддержания антропоцентрического взгляда на мир не было нужды в философских умствованиях. Невооруженным взглядом