Military Engineer» («Военный инженер») в 1931 году, «он был очень похож на своего отца, как внешне, так и характером»[183]. Он тоже был очень силен и мог рукой согнуть подкову.

В 1749 году Мориц встретился с Фридрихом II, и они несколько дней обсуждали военные вопросы. Фридрих назвал французского маршала «профессором всех генералов в Европе». После этой встречи Мориц попытался ввести прусские методы обучения в армии. К сожалению, офицеры не смогли полностью реализовать его замысел, а Мориц не смог проконтролировать необходимые реформы из-за своей внезапной смерти в 1750 году. Умер граф де Сакс в возрасте 54 лет. Ходили слухи, что он погиб на дуэли. Также есть версия, что преждевременная кончина постигла великого полководца в тот вечер, когда он принимал у себя восемь молодых актрис.

После себя Мориц Саксонский оставил замечательный трактат «Размышления» («Rêveries» – возможно, так будет точнее, хотя в ссылках на эту работу разные авторы называют ее или «Моими мечтами», или «Моими мечтаниями»), изданный в 1756 году. В нем он с большим знанием дела рассуждал о военной организации европейского государства и военном искусстве своего и предшествующего времени. Мориц выдвинул немало соображений, значительно опередивших его столетие не только в тактических концепциях и влиянии на ход битвы человеческого фактора, но и с технической точки зрения. Эти соображения включали: отказ от рекрутских наборов в пользу обязательной воинской повинности с ограниченным сроком службы; формирование легионов – самостоятельных тактических единиц из трех родов войск общей численностью до 3500 человек; обучение армии быстрым маршам; усиление огня пехоты легкими малокалиберными скорострельными пушками; замена хлеба сухарями, а шляп касками. Он заново открыл ритмичный марш, забытый со времен римлян, который должен был дисциплинировать солдат. В области тактики Мориц Саксонский пренебрежительно отзывался о траншеях, считая, что их легко взять. Он предлагал заменить траншеи редутами, которые в XVIII веке служили эквивалентом современного опорного пункта. В этом плане Мориц, очевидно, заимствовал практику использования редутов Петром I в Полтавской битве в 1709 году, что способствовало победе над шведами[184].

Существует довольно спорное мнение, что, если бы он был жив, Франция не проиграла бы Пруссии в Семилетней войне (1756–1763). Поскольку полководец был протестантом, его похоронили не в Париже, а в Страсбурге, в главной лютеранской церкви города – Святого Фомы. Пышная гробница Морица Саксонского является одной из достопримечательностей столицы Эльзаса.

В пылу политических интриг, в огне Северной войны, будучи победителем или униженным, король Август никогда не забывал о том, что жизнь неумолимо течет, и ею надо наслаждаться сегодня и сейчас. Уже в июне 1695 года его пребывание в Вене, откуда он собирался отправиться на войну с турками, было так описано разочарованным Джорджем Степни своему венскому коллеге Лексингтону: «Я очень хотел бы, чтобы он прекратил праздную жизнь и вернулся к делам, если он хочет быть принятым подобающим образом у императора. Но я начинаю думать, что он возьмет с собой в лагерь биллиардный стол и бальный зал»[185]. Даже поле боя и войну Август был не прочь превратить в военный праздник.

В отличие от распространенного мнения, что главным развлечением для него была «наука страсти нежной», отметим, что для Августа II все удовольствия были практически равноценны. Одним из них была игра министрами и придворными на «шахматной доске» своего окружения. С 1688 по 1746 год саксонский двор вырос в семь раз. Находясь при дворе, тот, кто понравился и показался полезным королю, довольно легко добивался своей цели и мог надеяться, что надолго останется в милости. Август предпочитал не вмешиваться в ссоры своих придворных и предоставлял им возможность выпутываться самим. Флемминг замечал, что такая манера поведения нередко приводила в ярость его метресс и даже министров. Король мог воздержаться при принятии важного решения и вернуться к нему с противоположным мнением. Ревниво относившийся к своему авторитету и к своей популярности, правду от собеседника он желал слышать только с глазу на глаз и без малейшей фамильярности. Август нелегко забывал обиды, но прощал их. Он пристально, подобно французскому королю Людовику XIV, следил за своими придворными. Каждый из них считал, что король знает мнение обо всех окружавших его, однако не знал, что при дворе думают о нем самом. Он развлекался и вел придворную интригу одновременно, настраивая друг против друга министров и слуг так, что каждый считал, что он его любимец. При этом те, кто обращался к нему с подчеркнутым почтением к его титулу, ни в чем не знали отказа[186].

Бесчисленные увлечения женщинами являлись неотъемлемой чертой натуры Августа, хотя бытует точка зрения, что антураж любовных побед был ему нужен, чтобы поддерживать реноме первого мужчины в своем композитарном королевстве, а на самом деле король не слишком нуждался в любви. Он, мол, больше играл, чем переживал, разыгрывая сцены ревности, изображая рыцаря и бросая к ногам женщин огромные деньги, но не любя их на самом деле. Вряд ли дело обстояло именно так. Да, Август прежде всего любил самого себя, но без женщин он тоже существовать не мог, о чем уже свидетельствовало его первое путешествие по Европе.

В первую очередь, он притягивал к себе особ противоположного пола потому, что являлся королем, властителем, что само по себе подразумевало сильный афродизиак. Он дарил возлюбленным драгоценности, осыпал деньгами, даровал титулы и земли, устраивал бесконечные праздники. Но даже сам по себе, без королевской короны и без курфюршеского титула, Август имел все то, что нравится женщинам в мужчине. Мало того, что он был щедр и окружен великолепием, – он обладал даром нравиться всем, и особенно прекрасному полу. Он умел казаться средневековым рыцарем, высоко ценившим на словах женскую добродетель, и донжуаном, не щадившим на деле ничьего целомудрия. Самой твердой добродетели сложно было устоять перед королем: одних женщин он увлекал своей восторженностью, других одолевал притворной холодностью.

Август перенимал французскую моду на любовь с энтузиазмом, заведя первую метрессу – графиню Анну фон Ламберг – в 16 лет. Его донжуанский список включал высокородных аристократок, дам с сомнительной репутацией, куртизанок и даже пленниц. Сам король делил всех женщин на три категории – «девушки», «шляхтяночки» и метрессы. Первыми были женщины из народа, актрисы и танцовщицы, ненадолго привлекшие его внимание. Вторые – красивые панночки из провинции, бывшие при дворе проездом и нередко не знавшие, как себя вести. Они тоже короткое время гостили в алькове Августа, который одновременно умудрялся иметь несколько любовниц. Высшей категорией королевских наложниц были метрессы, чары и ум которых задерживали около них