Несмотря на экстремальные погодные условия, вертолеты на остров Белл приземлились благополучно. Шутка ли, боевая авиация ФСБ России! Качнувшись крайний раз, замерли в воздушном молоке усталые винты Летчики выходят с серыми от напряжения лицами, но почему‑то улыбаются.

— Ну что, похоже, нас здесь уже не ждали? — комэска Михалыч, Сергей Михайлович Кирюшкин, спускается по трапу последним…

…Полтора года срочной службы в Казахстане. Погранвойска Сборы и экзамены в Киргизии для поступления в военное летное училище — мечта детства. По окончании учебы молодой лейтенант направляется из огня да в полымя: Колыма, Лена, Воркута. Названия городов и весей чередой мелькали под винтами его вертолета. Неизменным оставалась только география полетов: Крайний Север. Сергей Михайлович облетал его весь от Певека до Архангельска, работал на полюсе, принимал участие в строительстве новой погранзаставы «Нагурское», доставляя первые грузы на внешней подвеске с научно–экспедиционного судна «Михаил Сомов». Участвовал во многих арктических экспедициях, в совместных с МЧС учениях, аварийно–спасательных и эвакуационных работах, санитарных рейсах по спасению жизни пограничников и местного населения. Я как‑то попросил его написать о себе поподробнее. Ответа пришлось ждать долго — подполковник Кирюшкин был в очередной длительной командировке. Наконец я получил несколько сухих коротких фраз:

— А что поподробнее? Служба как служба. Ты же знаешь, как здесь. У летчиков, особенно у полярных, очень много всевозможных служебных инструкций, но действовать в первую очередь приходится сообразно сложившейся ситуации. Справляемся. А из памятного прошлого, даже не знаю… две командировки на Кавказ…

Для меня небрежно брошенное «две командировки на Кавказ» с многоточием, говорит о многом И в первую и во вторую Чеченскую кампанию вертолеты сыпались с неба пылающими факелами с завидной регулярностью. В условиях горного рельефа прикрывать их работу было практически нечем...

Отправив один вертолет с основным экспедиционным грузом в «Нагурское», на другой машине мы с третьего захода сели неподалеку от мыса Флора на Нортбруке. Добрались до хижины–рубки, в которой некоторое время жили Альбанов и Конрад, после того как пришли сюда на каяках. Но тут нас ждало большое разочарование. Домик, простоявший сто тридцать лет на вечной мерзлоте, скованный по всему периметру мощными металлическими скобами и всего год назад казавшийся нам таким еще крепким, был полностью разрушен. Судя по всему, произошло это совсем недавно: трава под развалившимися стенами слегка примята и даже не пожелтела. Тут же кто‑то из нас вспомнил, что видел в Интернете отчет месячной давности о посещении этого места иностранными туристами и на прилагаемых фотографиях домик еще стоял. Наиболее реальная версия разрушения — близко подсевший вертолет, который просто сложил историческую постройку потоком воздуха. Роман Ершов, как директор национального парка, взял на личный контроль расследование этого инцидента.

Тесная связь времен на мысе Флора остро ощущается повсюду. Джексон, Нансен, Ли Смит, Альбанов… Оставленный ими след здесь все еще заметен, еще не полностью смыт волной переменчивого времени. С ревностным взглядом первооткрывателей стоят они незримыми историческими монументами, неутихающий жестокий ветер по–прежнему острой бритвой кромсает их обветренные лица. Но мужество не имеет срока давности, и пока хоть одна живая душа на свете помнит их подвиг, они будут здесь.

На этом месте и обрывается, собственно, история экспедиции Г. Л. Брусилова на «Св. Анне». Отсюда штурман Валериан Иванович Альбанов и матрос Александр Эдуардович Конрад в конце июля 1914–го возвращаются домой уже на шхуне «Св. великомученик Фока» с измотанным, побитым невзгодами и цингой экипажем на борту, некоторые члены которого могли перемещаться по палубе уже только на четвереньках.

Попрощавшись с мысом Флора, мы, благодаря филигранному мастерству вертолетчиков, благополучно долетели до погранзаставы «Нагурское», где моментально выстроилась живая очередь возле долгожданных душевых кабинок с горячей водой. Разбирая дневниковые записи, я засиделся далеко за полночь. А утром в 9:00 снова борт и снова лететь на «крест» заканчивать работы на морене.

31 июля 2011 года

Кажется, сегодня воскресенье. Впрочем, здесь это не имеет практического значения. «Время разбрасывать камни!» Это о нас Часть группы ставит временный лагерь — на все отведено не более двух суток, часть уже по полной программе работает в «каменоломне». Должно же нам в этом году повезти! Пока менял очередную, уже не помню какую, пару разодранных в клочья перчаток, снова взялся за карандаш.

В половине первого дня нашли большой кусок вязаной ткани. Ломаем голову: что это? Ткань объемная: шапка, рукавица или реглан свитера? Чем глубже вгрызаемся в мерзлоту, тем чаще попадаются волосы. Виктор Николаевич тщательно фиксирует все находки. Интересный человек этот профессор. В октябре у него юбилей — семьдесят лет, а он уезжает на край света ворочать камни. При этом никто никогда не слышал, чтобы он пожаловался на усталость. Гвозди бы делать из таких людей! Кроме того, он обладает феноменальнейшей памятью и тонким чувством юмора Если случается возможность, всегда поддержит хорошую компанию не только научными беседами. Как‑то в Центре судебно–медицинской экспертизы он демонстрировал нам одно упражнение: поднятие шестнадцатикилограммовой гири на вытянутой ноге до пояса. При этом профессор сетовал:

— Да, годы дают о себе знать! Раньше‑то я это делал с двухпудовой!

Было как‑то неловко, но никто из нас внятно это упражнение повторить так и не смог.

Вообще коллектив, несмотря на свою неоднородность, у нас подобрался дружный, трения случаются крайне редко, да и связано это с накопившейся усталостью. Конечно же, далеко не все печатается из того, что пишется в полевых дневниках. В каждой избушке есть свои погремушки! Даже величайший филантроп Нансен, читая курс своих лекций с красноречивым названием «О чем мы не пишем в книгах», признавал, что во время труднейшей зимовки на Земле Франца–Иосифа, лежа бок о бок с Иохансоном в тесной каменной норе, они порой неделями не разговаривали друг с другом! И все‑таки, чертыхаясь, посылая в известном направлении непогоду, несмотря на ограниченное количество времени, мы упорно продолжаем заниматься ландшафтным дизайном в полярных широтах.

Я сменился спать, но, пока в кают–компании нет непримиримых борцов за правильный образ жизни, с наслаждением докуриваю отсыревшую папиросу. Уже привычно заныла поясница, и выходить из теплой палатки за пепельницей не было никакого желания. Опасливо, как нашкодивший школьник, оглянувшись по сторонам, быстренько забиваю ногой окурок в галечный пол. Из‑под залепленного глиной ботинка появился оброненный когда‑то кусок шоколада. А вот это славно! Теперь можно еще полстаканчика чайку переделом.

Наша с Унтилой палатка стоит всего в трех метрах от установленного в прошлом году креста, на берегу маленького озерца диаметром около восьми метров. Вернее, это даже не озеро, а большая лужа со сбегающими в нее шустрыми ручейками. Когда мы улетали отсюда несколько дней назад, крест и камень с памятной табличкой стояли на сухом месте. А сегодня под них уже течет вода с ледника, несмотря на то, что погода крайних дней теплом нас совсем не баловала, да и солнышком тоже. Ручьи, разбухшие от тающего льда, так стремительно наполняют лужу, что рядом стоящую палатку Саши Чичаева уже начало заливать и теперь ребята ее переставляют. Пришлось выкопать довольно глубокий отводной канал, чтобы вода стала убывать. Я воткнул в край воды ледоруб, чтобы следить за изменением ее уровня. Пока ситуация нормализовалась. Сегодня тепло. Бог мой, как же все‑таки хорошо! Закрываю глаза, а в нескольких метрах журчит по своим делам ручеек, несущий воды реликтового ледника, и режут воздух своими крыльями вездесущие чайки. По сравнению с островом Белл здесь сейчас настоящий курорт. Спать ложусь на расстегнутый спальник. Надо поскорее заснуть: долго прожить в спокойных условиях в этих краях практически невозможно.