– Это крохотная фирма. Продвинутая. В смысле, сильно опережает свое время. Я выполняю деликатную работу и потому снаряжен всем самым лучшим.

– Кстати, а чем ты занимаешься? – Берни перекатилась на живот и подперла кулаками подбородок. – Ты такой удивительный, я бы даже сказала, загадочный. Представляешься военным…

– Представляюсь? Что значит – представляюсь?

– …и золотым рудокопом из австралийской глуши. Однако ты не только наслышан о Карле Краусе, но знаешь название его сатирического журнала, который на немецком языке издается в Вене. У тебя неслыханно передовые взгляды на женский вопрос и плотскую любовь. Ты изъясняешься потрясающими фразами, которым место в сборнике цитат. Ты уверяешь, будто закончил Кембридж, но почему-то запамятовал, что там нет женщин среди студентов, не говоря уж о профессорах. Далее, ты невиданно крепок физически. У тебя просто литое тело, которое, между прочим, чрезвычайно приятно держать в объятиях. И еще я заметила на нем два шрама – по-моему, это пулевые ранения. Ты не выпускаешь из виду свои рюкзаки и носишь часы, которые не тикают. Даже чуть слышно. Так кто же ты, Хью Стэнтон, и чем, скажи на милость, занимаешься?

– Что ж, я мог бы ответить, но тогда придется тебя убить. – Стэнтон вспомнил старую хохму из своего века.

Берни улыбнулась:

– Надеюсь, ты шутишь. Значит, ты шпион?

– Я лишь попутчик в поезде. Как и ты.

– Попутчик в поезде, – медленно повторила Берни. – На слух романтично.

– И по сути тоже. Для меня, по крайней мере. В поезде «Сараево – Загреб» случайно знакомишься с очаровательной женщиной и проводишь с ней ночь в венском гостиничном номере, залитом лунным светом. Я не могу представить ничего романтичнее.

– Только одну ночь?

Стэнтон замялся. Может, остаться? На денек. Они вместе позавтракают на балконе, потом весь день будут гулять по городу, а за ужином выпьют вина и, может быть, даже потанцуют. В конце концов, это имперская Вена. Поздним вечером они вернутся в свой номер и…

Но его ждала миссия, и он обязан хранить секреты. Так много секретов. А эта женщина очень умна, наблюдательна и пытлива.

– Наверное, так будет лучше, – ответил Стэнтон.

– Наверное, – печально кивнула Берни. – Если б у нас была вторая ночь, я бы влюбилась в тебя, но, по-моему, я не очень умею любить.

– Все умеют любить. Только надо найти свою пару.

– Ты очень любил жену?

– Да. Очень.

– Она, конечно, того стоила.

– Ты права.

– Значит, надо найти свою пару?

– Только и всего.

– Но искать не среди венгерских феминисток.

– Скорее всего, нет.

– И не среди загадочных попутчиков в поезде. – Берни так и лежала, опершись на кулаки. На фоне луны она читалась силуэтом, но Стэнтон чувствовал ее взгляд. – Пожалуй, их тоже лучше избегать?

– Я знаю одно: сейчас я никому ничего не могу предложить. И если честно, вряд ли когда смогу.

– Душевный груз?

– Он самый. Исколесивший много дорог.

– А что ты будешь делать? В смысле утром, когда отшвырнешь меня, как испачканную перчатку, и я, вся такая несчастная, крадучись выйду из отеля, скрывая свой позор?

– У меня назначена встреча в Берлине.

– Видали! Встреча в Берлине – ну прямо шпионский роман.

– Ничего особенного. Совсем не так захватывающе, как приковать себя к ограде Букингемского дворца.

– Абсолютно ничего захватывающего. Это растерянность, страх и жуткое неудобство. Ты не представляешь, как народ озлобился. Нас освистывали, в нас плевались, даже женщины. Полиция вела себя ужасно. Словно мы представляли угрозу. Какая угроза от женщины, прикованной к ограде?

– В конце концов вы победите. Настанет день, когда дискриминация по половому признаку будет противозаконной.

– Дискриминация по половому признаку. Великолепно сказано! Будем надеяться, ты пророк. Ведь, как ни крути, женщины держат половину неба… Ладно, давай-ка оставим будущее и сосредоточимся на настоящем. Коль это наша единственная ночь, от нее надо взять что только можно.

После второго захода они опять лежали в темноте, Бернадетт курила. Стэнтон чуть было не соблазнился затяжкой от ее сигареты. Но удержался. Он и так потратил немало сил, дабы не вышло «любви втроем», и не хотел давать Кэсси повод вновь возникнуть у кровати – мол, Тесса опять принесла из школы листовку с изображением сгнившего легкого.

– Я тебе завидую – ты едешь в Берлин, – сказала Берни. – Когда-нибудь я тоже там побываю. Моя заветная мечта – встретиться с Розой Люксембург. Ты о ней слышал? Я сомневаюсь, что англичане вообще о ней знают, но ты поражаешь своей осведомленностью.

– Конечно, я о ней слышал. Адепт марксистской экономики, жуткий раздражитель для правящих кругов Германии. – Стэнтон хотел еще добавить, что она организовала немецкую революцию и плохо кончила – на улице ее насмерть забили молодчики военизированного отряда, – но вовремя вспомнил: это случилось позже. А теперь, может быть, не случится вообще.

– Ты потрясающий! – восхищенно сказала Берни. – Сколько британских военных слышали о Розе Люксембург? Всего один на целом свете, и я лежу с ним в постели.

Она поцеловала его крепко и страстно.

Стэнтон про себя улыбнулся. Он всегда знал, что научная степень по истории когда-нибудь пригодится.

– Она удивительная женщина, – задумчиво проговорила Бернадетт. – Я перед ней преклоняюсь. Очень умная, очень страстная, очень смелая и очень значимая.

Немного погодя Стэнтон уснул.

Впервые за долгое время он слышал стук сердца женщины, лежавшей рядом, и, уплывая в сон, с удивлением осознал, что счастлив. Счастлив этой минутой. Счастлив голым лежать с Бернадетт Бёрдетт.

Через час он проснулся. Бернадетт рядом не было.

В сорочке она сидела за столом в той части номера, что служила гостиной.

Там, куда коридорный поставил рюкзаки.

Еще сонному Стэнтону на миг показалось, что это Кэсси. Такое бывало часто: ночью она потихоньку выбиралась из постели, чтобы закончить срочную работу. Проснувшись, Хью видел, как в ночнушке она сидит за столом, подсвеченная ровным сероватым светом компьютера.

Но это была не Кэсси.

Бернадетт.

Подсвеченная ровным сероватым светом компьютерного монитора.

Стэнтон пулей выскочил из постели, но Берни столь же резво обернулась, и он уставился в дуло своего собственного полуавтоматического «глока».

Пистолет хранился в рюкзаке. Вместе с ноутбуком, замаскированным под книгу. В рюкзаке, из которого Хью достал многофункциональный нож, собираясь откупорить бутылку рейнвейна.