1 ноября директор ЦРУ в полном восторге информировал Эйзенхауэра о ситуации в Будапеште на очередном Совете национальной безопасности, встречающемся 1 ноября. «То, что там произошло, – просто чудо, – заявил Даллес президенту. – Благодаря силе общественного мнения вооруженные силы эффективно применяться не могли. Приблизительно 80 процентов солдат венгерской армии перешло на сторону мятежников и обеспечило их оружием».

Но Даллес оказался в корне не прав. Не было у мятежников никакого оружия. Венгерская армия не переходила на сторону противника. Она выжидала, чтобы понять, какой «ветер» подует из Москвы. Советы направили на подавление восстания более 30 тысяч солдат, 1500 танков и бронемашин и около 800 орудий и минометов.

Утром, в день советского вторжения, венгерский диктор радиостанции «Свободная Европа» Золтан Тури сообщил слушателям, что «давление на правительство США с требованиями направить вооруженную помощь борцам за свободу становится невыносимым». Когда за последующие несколько недель австрийскую границу пересекли десятки тысяч обезумевших, разъяренных беженцев, многие говорили об этой радиопередаче как об «обещании, что помощь придет». Но ее так и не дождались. Аллен Даллес настаивал на том, что во всем виноваты радиостанции ЦРУ: они, дескать, не сделали ничего, чтобы подбодрить венгров. Президент поверил ему. Пройдет еще сорок лет, прежде чем будут расшифрованы стенограммы радиопередач.

Через четыре дня советские войска разгромили будапештских партизан, убив тысячи и схватив десятки тысяч; многим выпала участь умирать в далеких сибирских лагерях.

Советское вторжение началось 4 ноября. Той ночью венгерские беженцы принялись осаждать американское посольство в Вене, моля Америку хоть что-то для них сделать. По словам резидента ЦРУ Пеера де Сильвы, они задавали колючие вопросы: «Почему нам никто не помог? Разве вы не знали, что венгры рассчитывают на вашу помощь?» Ответить ему было нечего.

Его забросали командами из штаба: окружить несуществующие легионы советских солдат, которые бросают оружие и бегут к австрийской границе. Даллес рассказывал президенту о «массовых» дезертирствах. Но это было глубокое заблуждение. Де Сильва мог лишь догадываться, что «штаб охвачен лихорадкой времени».

5 ноября Виснер прибыл в резидентуру ЦРУ во Франкфурте-на-Майне, которой руководил Трейси Барнс. Он был в таком смятении, что едва мог связно говорить. Когда русские танки продолжали давить подростков в Будапеште, Виснер провел бессонную ночь на квартире у Барнса, забавляясь с игрушечными поездами. По поводу переизбрания Эйзенхауэра на следующий день он не испытывал особой радости. При этом президент не оценил новое, хотя и не соответствующее действительности донесение Аллена Даллеса о том, что Советы якобы готовы отправить в Египет 250 тысяч солдат, чтобы защитить Суэцкий канал от британцев и французов. И при этом его отнюдь не радовала неспособность ЦРУ вовремя оповестить о фактическом советском вторжении в Венгрию.

7 ноября Виснер выехал в Венскую резидентуру, в 30 милях от венгерской границы. Он беспомощно наблюдал, как венгерские партизаны шлют свои последние донесения в свободный мир по линиям Ассошиэйтед Пресс: «МЫ ПОД ПУЛЕМЕТНЫМ ОГНЕМ… ПРОЩАЙТЕ, ДРУЗЬЯ. ДА СПАСЕТ БОГ НАШИ ДУШИ».

Он уехал из Вены и полетел в Рим. Той ночью он обедал с американскими шпионами Римской резидентуры ЦРУ, среди них был Уильям Колби, будущий директор Центральной разведки. Виснер был в ярости, что люди гибнут, а агентство пребывает в нерешительности. Он хотел «прийти на помощь борцам за свободу, – вспоминал Колби. – Ведь именно в этом и состояла цель, ради которой и направлены военные силы агентства. И они могли бы найти повод, чтобы оказать эффективную помощь, не вовлекая Соединенные Штаты в мировую войну с Советским Союзом». Но Виснер не мог подобрать вразумительного повода. «Было ясно, что он на грани нервного срыва», – отметил Колби.

Виснер отправился дальше, на этот раз – в Афины. Местному шефу ЦРУ Джону Ричардсону он показался «заведенным до предела». Свои нервы он успокаивал сигаретами и алкоголем. Виски он пил бутылками, пытаясь заглушить свои страдания и гнев.

14 декабря он вернулся в штаб. В тот день Аллен Даллес оценивал возможности ЦРУ для ведения уличной войны в Венгрии. «Мы хорошо укомплектованы для партизанской войны в лесах, – сказал Даллес, – но есть серьезная нехватка оружия для уличного и ближнего боя, и особенно противотанковых устройств». Ему хотелось, чтобы Виснер сказал ему, что какое «оружие лучше всего вложить в руки венгров» и «борцов за свободу других стран железного занавеса, которые могли бы восстать против коммунистов». Виснер дал поистине грандиозный ответ. «Раны, нанесенные коммунистам в России недавними мировыми процессами, значительны, а некоторые из них весьма глубоки, – сказал он. – Соединенные Штаты и свободный мир, кажется, уже в основном вышли из лесов». Часть его коллег усмотрели в его поведении признаки психического расстройства. Самые близкие к Виснеру – нечто худшее. 20 декабря он уже лежал в бреду, на больничной койке, а его основное заболевание было неправильно диагностировано докторами.

В тот же день в Белом доме президент Эйзенхауэр получил формальное донесение о секретном расследовании тайной службы ЦРУ. Если бы оно когда-нибудь стало достоянием общественности, то это погубило бы агентство.

Главным автором донесения был посол Дэвид K.E. Брюс, один из лучших друзей Фрэнка Виснера в Вашингтоне. Он мог запросто явиться поутру в дом Виснера, чтобы принять душ или побриться, если, например, в его великолепном особняке в Джорджтауне вдруг прекращалась подача горячей воды. Это был настоящий американский аристократ, человек номер два в УСС у Билла Донована в Лондоне, посол Гарри Трумэна во Франции, предшественник Уолтера Беделла Смита на посту заместителя Государственного секретаря и кандидат на пост директора Центральной разведки в 1950 году. Он много знал об операциях ЦРУ внутри страны и за границей. Из дневников Дэвида Брюса видно, что между 1949 и 1956 годами он встречался с Алленом Даллесом и Фрэнком Виснером на множестве завтраков, обедов, обедов, фуршетов и закрытых совещаний в Париже и Вашингтоне. Он подчеркивал свое «большое восхищение и привязанность» к Даллесу, который лично рекомендовал Брюса в новую президентскую комиссию по разведке.

Эйзенхауэр хотел иметь своего собственного надежного человека, который дал бы ему объективное представление о работе разведывательного ведомства. Еще в январе 1956 года, пойдя навстречу негласной рекомендации, высказанной в донесении Дулиттла, он публично объявил о своем создании президентской комиссии. Он написал в своем дневнике, что хотел, чтобы консультанты каждые шесть месяцев докладывали ему о значимости работы ЦРУ.

Посол Брюс запросил и получил президентское разрешение на более пристальное внимание к тайным операциям ЦРУ, то есть к работе Аллена Даллеса и Фрэнка Виснера. Его личная привязанность и высокая профессиональная оценка добавили неизмеримый вес к его словам. Его сверхсекретное донесение так и не было рассекречено – и даже собственные историки ЦРУ открыто сомневались, существовало ли оно вообще. Но его ключевые результаты проявились в записи 1961 года, сделанной разведывательным комитетом и полученной автором. Некоторые из отрывков воспроизводятся здесь впервые.