Возблагодарив судьбу, что руководит сугубо мужским коллективом, Зиганшин позвонил Льву Абрамовичу. Дед рапортовал, что Света с Юрой доставлены домой, Фрида их покормила, так что Слава может располагать собой.

Он усмехнулся. То, что соседи стали звать его Славой, а не Митей, как все остальное человечество, приятно будоражило воображение, будто он становился немножко другим.

Зиганшин поехал к Верховскому, думая, что время рабочее и придется его ждать, но удача и тут проявила себя во всем блеске.

Муж Татьяны отдыхал после суток и открыл дверь сонный и слегка помятый. Он жил там же, где застало его исчезновение жены, в тоскливой хрущевской пятиэтажке.

В крохотной стандартной квартирке, каких Зиганшин за время службы повидал бесчисленное множество, было вполне опрятно, но отсутствие женской руки ощущалось сразу.

Хозяин, лысеющий крепыш средних лет, пригласил его войти, даже не спросив о цели визита.

Сообщив, что он полицейский и расследует обстоятельства исчезновения Татьяны Верховской, Мстислав Юьевич подобрался. Реакция хозяина могла оказаться любой, в том числе и самой негативной.

Но Верховский будто обрадовался, захлопотал, усадил гостя на продавленный диван в гостиной и предложил чаю, от которого Зиганшин категорически отказался.

– Появились какие-то новые факты? – спросил Верховский напористо.

Мстислав Юрьевич отвел глаза и малодушно промолчал о страшной находке. Пока ничего точно не ясно, не стоит бередить человеку душу. Он промямлил, что поскольку дело не закрыто, нужно по нему работать, вот и все.

– Но меня так давно никто из ваших не беспокоил… Я уж решил, что никто Танечку больше не ищет.

– Ну что вы, – соврал Зиганшин и приступил к расспросам.

Верховский старательно вспоминал свой брак, и видно было, что это ему приятно. Наверное, он никогда не забывает о жене, но поделиться, рассказать другому человеку – это немножко больше, чем просто воспоминания.

Он полюбил Таню с первого взгляда и весь первый курс уговаривал выйти за него замуж. Наверное, она рассчитывала на более выгодную партию, чем плюгавый Верховский, и долго шпыняла своего ухажера, но парень проявил волю к победе и в марте был вознагражден согласием.

Мать Татьяны приняла жениха неожиданно доброжелательно и, благословив молодых, уехала работать в Москву.

Скоропалительный брак оказался крепким и счастливым, его не пошатнуло даже отсутствие детей – у Тани никак не получалось забеременеть. Верховский признавал, что женат на женщине гораздо более одаренной и амбициозной, чем он сам, поэтому с удовольствием взял на себя хлопоты по дому, и никогда у них не случалось скандалов ни из-за быта, ни из-за денег.

Время было трудное, но они держались. Иногда неделями ели один хлеб, и подрабатывали каждый на двух работах, чтобы хоть в одном месте получать зарплату. (Зиганшин вспомнил, что действительно была такая практика – не платить людям деньги по полгода. Сам он был еще маленький, но мама рассказывала, что ей на предприятии даже дали бумажку, что зарплату задерживают, поэтому она может ездить в общественном транспорте бесплатно.)

Молодая семья привыкла к нищете и даже втянулась в хроническое приключение безденежья, как вдруг Таню назначили заведующей во вновь созданное отделение эндоваскулярной хирургии.

– Мы так радовались, – сказал Верховский грустно, – если бы я знал, что она через четыре месяца исчезнет…

Со вступлением Тани в новую должность жизнь супругов резко изменилась. Появились «левые» деньги, и довольно много, так что ребята сначала даже растерялись.

Зиганшин про себя усмехнулся, подумав, что сексапильная Антонина Семеновна ни слова не сказала о теневой экономике в отделении. А он тоже дурак, упустить такой важнейший аспект! Эндоваскулярная хирургия на тот момент только начинала развиваться, спрос значительно превышал предложение, и понятно, что никто никому ничего просто так не делал. Очень может быть, Антонина Семеновна чувствовала себя обойденной, отсюда и неприязнь к Верховской. Признаваться менту в коррупционной деятельности ей не хотелось, а очернить Татьяну – очень хотелось, вот и придумала психологическую заумь. Эх, женщины…

Став хорошо зарабатывать, Таня первым делом приоделась и стала выглядеть умопомрачительно хорошо. Муж всегда считал ее красавицей, но теперь, в шикарной одежде, с прической, сделанной в дорогом салоне и с качественным макияжем, она превратилась в настоящую королеву.

В доказательство своих слов Верховский достал фотографии. Они лежали тут же, на секции старой «стенки» с полированными дверцами и золотистыми ручками в форме цилиндриков, и было ясно, что хозяин часто листает эти альбомы в ярких веселых обложках.

Действительно, на первых снимках Таня выглядела хорошенькой и стройной, но ее сильно портил мрачный взгляд исподлобья, и одета она была, как позволяла разглядеть старая фотография, бедно и несуразно.

Даже на свадебных фото она смотрела как-то затравленно, и Зиганшин подумал, что, по достоинству оценив аккуратный носик и большие глаза, все же не стал бы подбивать клинья к подобной девушке.

Но время шло, и на снимках, сделанных незадолго до исчезновения, представала уже уверенная в себе, холеная дама с приятной улыбкой. От мысли, что, возможно, он несколько дней назад видел скелет этой счастливой молодой женщины, Зиганшину стало не по себе.

– А вы никуда не ездили отдыхать? – внезапно спросил он, чтобы уже покончить с сомнениями.

– Ездили, – сказал Верховский с удивлением и подал Зиганшину другой альбом, – Танечка еще не выработала себе отпуск, но в конце сентября она взяла три дня за свой счет, и мы, как настоящие олигархи, метнулись в Крым на уик-энд.

– В Ялту?

– В Ялту.

«Вот и все, – подумал Зиганшин тоскливо, – нужно ему сейчас рассказать, где его жена».

Но вместо этого спросил:

– Скажите, а почему вы не подавали иск о признании Татьяны умершей? Все же столько лет прошло…

Верховский встал и прошелся по своей унылой комнате. Зиганшин заметил вдруг, как выцвели и обтрепались обои, потрескался потолок, в унылой стенке плохо прилегали дверцы, а громоздкость и безвкусность дивана явно выдавали его происхождение от советской мебельной промышленности. В этой комнате ничего не меняли после пропажи Татьяны.

– Когда человек умирает, – мягко улыбнулся Верховский, – привыкают его не ждать. А мне пришлось привыкнуть ждать. Каждое утро просыпаться и говорить себе: сегодня тот день, когда она вернется. И я просто не знаю, как это – в одно прекрасное утро решить: она не вернется.

Мстислав Юрьевич молча наблюдал, как Верховский открывает форточку и закуривает.

– Если вы думаете, что у меня какие-то меркантильные соображения, то нет, – продолжал хозяин, – эта квартира досталась мне от бабушки, Таня тут только прописана. Мать одно время собиралась подать иск, чтобы избежать неразберихи с наследством, но потом просто написала завещание в пользу старшего сына. Простите, если из-за моей пассивности у вас статистика страдает, только я действительно не могу себя пересилить и написать ходатайство о признании Тани мертвой.