Мне одно яблоко дали. И Марусе дали яблоко. А я взял и тоже стал смотреть: есть пятнышко или нет.

Матвей Иванович стал смеяться и сказал про меня:

– Браковщик какой!

А я сказал:

– Какой?

Матвей Иванович сказал:

– А вот такой! Смотришь, не поел ли червяк, нет ли дырочки или пятнышка. Это и называется браковщик, который смотрит, годится или не годится. Вот ты и есть браковщик. Ты не смотри, а ешь.

Я и стал есть.

А Матвей Иванович спросил:

– Ну что? Годится?

Я ничего не мог сказать, потому что очень много яблока в рот набрал. Я много потому набрал, что оно очень вкусное.

А потом я сказал:

– А где маленькие яблочки растут, которые как кукольные?

Маруся сказала:

– Пойдём, пойдём.

И мы пошли.

Я всё смотрел на деревья, чтоб раньше, чем Маруся, увидать маленькие яблочки.

А Маруся меня всё спрашивала: какая Москва и как в Москве под землёй ездят?

Я сказал, что под землёй ездил и это метро. И сказал, что это не страшно. А потом сказал, как лестница сама вверх едет. И как будочка вверх поднимается, и это называется лифт.

А Маруся всё говорила:

– Ось як, ось як!

И языком щёлкала. А я больше ничего не стал говорить, потому что увидал яблочки.

Я закричал:

– Ага, я первый! Вон, вон яблочки!

И показал пальцем. А Маруся засмеялась и сказала, что это вовсе не яблочки, а сливы. Это жёлтые сливы.

Я сказал, что хочу посмотреть. Мы туда пошли.

И там стояло это дерево, на котором жёлтые сливы. Они совсем круглые: как яблочки. И очень блестят. Они как будто не настоящие, а как на ёлке бывают – стеклянные или ещё какие. А они настоящие, потому что Маруся одну подняла, она на земле лежала, немножко обтёрла и дала мне есть. Только сказала, что там червяк есть. А я уж съел, когда она сказала. Я сказал, что червяка не было, только косточка. И мы потом искали, чтоб ещё найти, только ни одной больше не нашли.

Там под ветками тоже стояли палки. И я сказал Марусе тихонько:

– Давай потрясём!

А она не хотела. А я хотел нарочно толкнуть палку, чтоб слива упала. И толкнул ногой. А они не упали – ни одной.

Маруся рассердилась и взяла и дёрнула меня за ухо. И сказала:

– Ты не слухать! Ты не слухать!

А я её хотел кулаками бить: зачем она меня за ухо?

Она меня поймала за руку и сказала:

– Ось сейчас до Матвея Ивановича поведу. Он тебя с саду выженит.

А я сказал:

– Вовсе не выженит, а я бабушке скажу, что ты меня за ухо.

А она сказала:

– А я скажу, что ты палку пихнул.

А я сказал, что не пихнул, а нечаянно.

А она сказала:

– Ты ещё брешешь?

И хотела уходить.

А я побежал за ней и стал кричать потихоньку:

– Как это брешешь? Как это брешешь?

Это я потому так кричал, чтобы она не сердилась.

Я очень испугался, что она уйдёт. И тогда я буду один.

А она всё шла и говорила:

– А вот так и брешешь. Ты палку сам пихнул, а говоришь, что не хотел. Значит, неправда. Значит, ты брехун.

А я заплакал. И кричал:

– Не брехун! Не брехун!

И вдруг идёт дядя. И на спине несёт корзинку.

Дядя стал и говорит:

– Кто брехун?

А Маруся сказала:

– Кто брешет, тот и брехун.

И взяла меня за ручку. И мы пошли.

Я Марусе сказал, что я теперь не брехун и больше не буду палок пихать.

А она достала из кармана семечек кабаковых и мне дала.

А потом села на корточки и мне рукавом всё лицо вытерла. Потому что я плакал.

Я стал есть семечки. Только я так скоро не мог, как Маруся.

А она вдруг встала и показала пальцем.

Я посмотрел. А там было дерево, и на нём всё круглые яблочки.

Маленькие, как орешки.

Их было очень много. На дереве листьев было очень мало, потому что всё яблочки, яблочки. Я стал кричать:

– Ура!

И стал бегать кругом, чтоб смотреть на это дерево и на кукольные яблочки.

Маруся сказала, что их так не едят, а из них только варенье варят. И потом – что сейчас они не готовы. И ещё долго надо ждать, когда они будут готовы. Тогда их будут срывать.

А потом мы пошли дальше. И там опять стояли лестницы, а на лестницах тёти.

И там срывали с дерева сливы, только не жёлтые, а синие. И тоже клали в корзинки. И около них был дядя Опанас.

Он сказал:

– Га, Алёшка?

И все стали на меня смотреть и кричали мне:

– Лёшка! Лёшка!

А дядя Опанас сказал:

– Держи шапку!

А я не знал, что делать. Тогда дядя Опанас снял с меня шапку и дал её мне в руки. Я её стал держать, как мешочек. Он мне туда наложил слив. До самого верху. И даже немножко больше. Я не мог их есть, потому что боялся отпустить шапку.

Я сказал:

– Маруся, пожалуйста.

Маруся взяла две сливы и сказала:

– Спасибо.

И съела.

А я хотел, чтоб она мне дала, и сказал:

– Мне тоже.

Она дала мне прямо в рот. А потом сказала, что я глупый.

Она сказала:

– Який дурный!

И сказала, чтоб я сел на землю, а шапку положил на коленки. И тогда можно есть, сколько хочу.

Мы сели и стали есть.

И я их много съел. А потом Маруся сказала, что надо идти к бабушке, потому что она хочет смотреть, как учатся представлять, как выгоняли генералов.

Мы пошли, а когда пришли, то уже все сливы съели. Мы целую шапку слив съели.

А представление мы смотрели в едальне. Это там, где все едят. Только тогда никто не ел. И столов тоже не было. А в самом конце был пол повыше, и там было представление.