— Сначала ты должен развернуть его, глупыш.

Смеясь, она порвала коричневую бумагу и серебряную обертку, после чего вернула шоколадку ему.

Осторожно Ашерон откусил кусочек. В ту же минуту шоколад растаял у него на языке и он вознесся на небеса.

— Очень вкусно.

Она отломила еще один кусочек.

— Я знаю. Он из будущего, в которое мы не должны ввязываться, но я не могу ничего с собой поделать. Есть немногие вещи, появление которых я жду с нетерпением, и шоколад одна из них.

Он слизнул крупинку шоколада с его пальца.

— Не могла бы ты взять меня в будущее?

Она отрицательно покачала головой.

— Мой отец убьет меня, если я приведу туда смертного.

— Боги не убивают друг друга.

— Да, они могут. Поверь мне. Они не должны, но не всегда можно их остановить.

Ашерон откусил еще шоколада, пока обдумывал ее ответ. Он бы хотел уйти от сегодняшней действительности. Туда, где никто незнал бы, кем был он и его брат. Где он был бы свободен от своего прошлого, и никто не пытался бы овладеть им. Это было бы просто совершенством. Но он знал, что такого места не существует.

Артемида взяла шоколад и откусила кусочек. Маленькая крошка осталась на ее подбородке и быстро таяла. Ашерон протянул руку и убрал ее.

— Как ты это делаешь? — спросила она.

— Делаю что?

— Прикасаешься ко мне без страха? Остальные люди дрожат перед богами, но только не ты. Почему?

Он пожал плечами.

— Наверное, потому что я не боюсь смерти.

— Нет?

— Нет. Все, что я боюсь, так это снова пережить свое прошлое. По крайней мере, когда умру, я точно буду знать, что все позади. Я думаю, это было бы хорошо.

Она покачала головой.

— Странный ты человек, Ашерон. Ты отличаешься от всех, кого я когда-либо знала.

Поворачиваясь назад, она взяла его за руку и потянула обратно в спальню. Ашерон пошел охотно.

Не говоря ни слова, Артемида встала на колени на постели, лицом к нему. Она обняла его и наградила невероятно горячим поцелуем. Ашерон закрыл глаза, в то время как ее язык танцевал вместе с его. Как странно… когда он обнимал ее, он не чувствовал себя шлюхой. Может быть потому, что она не просила ничего, кроме его компании. Никто не должен был платить за что-либо. Никто из них не хотел ничего, кроме как небольшой передышки от одиночества. Было ли то, что он сейчас чувствовал, нормальным? Его всегда это интересовало.

Артемида повернулась и пристально посмотрела на него.

— Обещай мне, Ашерон, что ты никогда не предашь меня.

— Я никогда не причиню тебе боль.

Ее улыбка ослепила его, затем она потянула его на кровать и повалила на спину. Она оседлала его и убрала волосы с его шеи.

— Ты так красив, — прошептала она.

Ашерон ничего не ответил. Она загипнотизировала его своими зелеными глазами и кожей, такой гладкой и мягкой. Пока он не увидел вспышку, что отразилась от ее клыков. Через секунду ослепительная боль обожгла его шею. Он старался пошевелиться, но он не мог. Ни один мускул не слушался его.

Его сердце бешено колотилось, пока боль сменилась невообразимым удовольствием. Только тогда он смог двигаться. Он сильнее притянул ее голову к своей шее, в то время когда она продолжала сосать и лизать, пока его тело не взорвалось в самом интенсивном оргазме, которого у него ни разу не было в жизни.

Не успел он прочувствовать, как его веки стали опускаться, словно на них был свинец. Он пытался бороться с темнотой, но тщетно.

Когда Ашерон потерял сознание, она оторвалась от него и слизала кровь со своих губ. Она никогда раньше не вкушала кровь человека… Это было невероятно. Неудивительно, что ее брат был так падок до нее. В крови заключалась жизненная сила, которой так не хватало бессмертным. Она так опьяняла, что ей пришлось приложить все свои силы, чтобы остановиться и не продолжить пить. Это могло бы убить его.

Это было последним, чего она хотела. Ашерон очаровал ее. Он не дрогнул. Хоть он и был смертным, но он относился с ней как к равной. Восхищенная своим новым домашним животным, она легла на бок и прижалась к нему. Это определенно было началом большой дружбы…

14 декабря,9529 г. до н. э.

Ашерон проснулся от пульсирующей боли в голове. Открыв глаза, он обнаружил себя в своей кровати абсолютно голым. Он вспомнил все, что было вчера, когда пошевелился и не почувствовал при этом боли. Все. У него перехватило дыхание, когда он дотронулся до шеи и обнаружил струйку запекшейся крови там, где Артемида укусила его. Но это была единственная отметина на его теле. Все признаки его избиений исчезли. Как может какой-то маленький укус сравниться со всем этим? Он огляделся вокруг.

— Как я сюда попал?

Он не мог вспомнить этого. Последнее, что отпечаталось в его памяти, было то, как Артемида укусила его, а потом чувство усталости накрыло его. Кто-то постучал в его комнату прежде, чем войти. Ашерон точно знал, кто это, еще до того, как маленькая белокурая девушка вошла в комнату. Конечно же, это была Рисса. Никто, кроме нее, не стучался в его комнату.

Он быстро вытер кровь и прикрыл шею волосами так, чтобы она ничего не увидела. Ее щеки горели, а тело было прикрыто толстым лиловым платьем. Он видел ее впервые с тех пор, как Апполон стал обладать ею. Она бросилась к нему и зарыдала прежде, чем он успел хоть что-то сказать. Ашерон прижал ее крепче и стал укачивать.

— Что случилось? Он тебя обидел?

— Он был нежным, — сказала она между рыданиями, — но он напугал меня, и временами это причиняло боль, — ее объятие усилилось, — как ты это все выносишь?

Много раз он интересовался этой же вещью сам у себя.

— Все уладится, Рисса.

— Правда?

Она отстранилась, чтобы взглянуть на него, как будто пыталась понять, стоит ли ему доверять или нет.

— А что если он захочет снова меня вернуть?

Ашерон взял ее лицо в свои руки.

— Ты все вытерпишь и сможешь выжить.

Рисса скрипнула зубами от слов, которые были хорошо знакомы ее брату.

— Я не хочу возвращаться к нему. Я чувствую себя обнаженной и использованной, хотя, в общем, он не был со мной подлым или недобрым. Но ты был прав. Ему абсолютно наплевать на то, что я думаю или чувствую. Что действительно значимо, так это его собственное удовольствие.

Она покачала головой, как будто пришла к новому пониманию своего брата. Ее позор был единичным, а Ашерон пережил это все не единожды. Это было так ужасно зависеть от чьей-то милости, не иметь права голоса насчет того, что делают с твоим телом. Она чувствовала себя такой использованной…