Эмма искренне рада была бы сделать это, но не вдруг нашла в себе силы. Ей надобно было сначала поразмыслить. У нее самой было не очень-то спокойно на сердце. За поведением молодого человека — и сестры его — она угадывала неподдельное чувство и невольно проникалась к ним состраданием. В поведении их, как описала его Гарриет, трогательно смешались оскорбленная любовь и утонченное благородство. Впрочем, она ведь и прежде знала, что они благонамеренные, достойные люди, но разве от этого породниться с ними становилось меньшим несчастьем? Глупо смущаться таким происшествием. Разумеется, ему жалко должно быть ее терять — всем им должно быть жалко. И не одна тут любовь была задета, но еще, пожалуй, и честолюбие. Надеялись, вероятно, благодаря знакомству с Гарриет возвыситься в обществе, да и потом, многого ли стоят описания Гарриет — такой покладистой, простенькой — такой близорукой, — что значит ее похвала?

Эмма взяла себя в руки и принялась ее успокаивать, стараясь представить случившееся сущим пустяком, который не заслуживает внимания.

— Неудивительно, что это несколько вас расстроило, — говорила она, — однако, как я могла понять, вы держались превосходно, а теперь все позади и более никогда не повторится — по крайней мере, это, будет уже не первая встреча — а значит, следует все это выбросить из головы.

Гарриет пролепетала, что это «очень верно», что она «выбросит все из головы», но, однако же, только о том и продолжала говорить, ни о чем другом говорить не могла, и, дабы все-таки отвлечь ее от Мартинов, Эмма в конце концов принуждена была без всяких обиняков сообщить ей новость, которую предполагалось преподнести со всевозможной деликатностью, — и сама уже не знала, радоваться ей или сердиться, стыдиться или, может быть, просто посмеяться подобной перемене в душе бедняжки Гарриет — подобному завершению всепоглощающей страсти к мистеру Элтону!

Мало-помалу, впрочем, мистер Элтон был восстановлен в правах. Хоть в первые минуты известие о нем и не произвело того действия, которое могло бы произвести вчера или час назад, но вскоре интерес к нему увеличился, а к концу их беседы Гарриет, за разговорами об этой счастливице мисс Хокинс, столь распалила в себе любопытство, изумление и сожаление, горечь и умиление, что Мартины должным образом отступили в тень.

Эмма постепенно заключила, что все вышло к лучшему. Встреча с Мартинами пригодилась, чтобы смягчить для Гарриет первое потрясение, и теперь, оттесненная назад, не давала оснований для тревоги. При нынешней своей жизни Гарриет никак не соприкасалась с Мартинами, разве что они стали бы сами искать с нею встреч, а они до сих пор то ли не имели на это духу, то ли не снисходили до этого — во всяком случае, сестры Мартин с тех пор, как она отказала их брату, не переступали порога миссис Годдард, и, стало быть, целый год мог пройти, покамест случай снова сведет их вместе и даст возможность хотя бы обменяться несколькими словами.

Натура человеческая столь благорасположена к тем, кто находится в чрезвычайных обстоятельствах, что обо всяком, который заключает в молодые лета семейный союз или умирает, непременно сказано будет доброе слово.

Недели не минуло с тех пор, как в Хайбери первый раз прозвучало имя мисс Хокинс, а уже обнаружилось неведомыми путями, что она всем взяла — и красотою, и умом; что она хороша собой, изящна, образованна и прекрасно воспитанна, со всеми мила, и, когда мистер Элтон явился торжествовать свою счастливую победу и прославлять окрест достоинства своей нареченной, ему мало что оставалось прибавить к тому, как ее зовут и чью музыку она охотней всего играет.

Мистер Элтон вернулся счастливый. Уезжал он отвергнутый и уязвленный, обманувшись в радужных надеждах после того, как ему недвусмысленно и многократно, верил он, давали повод их питать; уезжал, не только лишась завидной партии, но и удостоверясь, что ему смеют прочить унизительно незавидную. Он уезжал жестоко оскорбленный одною — он воротился обрученный с другой, лучшей, разумеется, ибо в подобных положениях то, что удалось обрести, несравненно лучше того, что утрачено. Воротился веселый, самодовольный, оживленный и добрый, не выказывающий ни малейшего интереса к мисс Вудхаус и уже подавно не удостаивающий вниманием мисс Смит.

Обворожительная Августа Хокинс, в придачу к упомянутым преимуществам, как красота и всяческие совершенства, владела еще и капитальцем во столько-то тысяч, при этом всякий раз называлась цифра десять — обстоятельство немаловажное само по себе, но и придававшее немалую важность рассказчику — тут было чем гордиться: он не предался рассеянию, он нашел себе невесту с десятитысячным (или около того) состоянием, и нашел ее с такою восхитительной быстротой, так скоро после первых минут, когда их представили друг другу, отмечен был вниманием! Великолепно звучала история, поведанная им миссис Коул, по ее настоянию, о завязке и развитии романа, стремительном развитии: от первой нечаянной встречи — к обеду у мистера Грина — к вечеру у миссис Браун; улыбки, все более многозначительные; стыдливый румянец, красноречивое смущение, смятенные взоры — с какою легкостью он произвел впечатление, какой живой отклик нашел в ее душе, — а короче и проще говоря, за него схватились с такою готовностью, что и расчетливость осталась удовлетворена, и в равной мере тщеславие.

Он сумел добыть для себя как основательное, так и эфемерное — и деньги, и любовь, и был по праву счастлив; не говорил ни о чем, кроме себя и своих забот; принимал как должное поздравления; смеялся вместе с теми, кто над ним подтрунивал, — и бесстрашно, от всей души, одарял подряд улыбками местных девиц, с которыми еще несколько недель назад любезничал бы более осторожно.

Свадьба была не за горами; ничье дозволение на нее не требовалось, ее отдаляло только время для необходимых приготовлений, и когда он снова отправился в Бат, то общее мнение, которое как будто не опровергала и тонкая улыбка миссис Коул, сошлось на том, что обратно он приедет уже с молодою женой.

За короткие дни, проведенные им в Хайбери, Эмма видела его лишь мельком, но и этого было довольно для сознания, что первая встреча позади, а также заключения, что эта новая его мина, полуобиженная, полукичливая, не красит его. Честно говоря, она все меньше понимала, что могла находить в нем хорошего прежде; зрелище его слишком неразрывно связывалось с тяжелыми ощущениями, и, когда бы не высоконравственные помыслы о том, что это заслуженная кара, что это ей наука — горькое, но целительное лекарство от гордыни, — она бы рада была век его не видеть. Она желала ему здравствовать и процветать, но видеться с ним было сущее наказанье; куда бы лучше было знать, что он благоденствует миль где-нибудь за двадцать.

Впрочем, то зло, что он по-прежнему будет жить в Хайбери, несомненно, должна была умерить его женитьба. Не одну докучную заботу поможет она устранить, не одну сгладить неловкость. Миссис Элтон станет удобным поводом произвести перемену в отношениях; былые дружеские узы канут, не вызвав ни у кого нареканий.

От самой будущей миссис Элтон Эмма многого не ожидала. Без сомненья, достаточно хороша для мистера Элтона, достаточно образованна для Хайбери, достаточно миловидна, хоть, вероятно, рядом с Гарриет будет глядеть дурнушкой. Что до ее происхождения, тут Эмма была покойна, твердо зная, что в этой части мистер Элтон, после всех своих спесивых претензий и своего пренебрежения Гарриет, не преуспел. Узнать на сей счет правду не составляло труда. Что она такое, поневоле оставалось неясным; кто она, оказалось возможным выяснить, и получалось, что, ежели отбросить в сторону десять тысяч фунтов, то никаких преимуществ перед Гарриет у нее нет. Ни имени, ни знатности, ни родства. Мисс Хокинс была младшею из двух дочерей бристольского… назовем его коммерсантом, если угодно, но так как доходы от его коммерции были, деликатно выражаясь, скромны, то сама собою напрашивалась догадка, что торговлишку он держал самую мизерную. Зимою девица часть времени проводила в Бате, но домом ей был Бристоль, самое сердце Бристоля; ибо, хотя отец и мать ее несколько лет как умерли, но оставался дядюшка — он занимался чем-то по юридической части, — ничего более почтенного, чем род занятий по юридической части, молва ему не приписывала — у него она и жила. Эмма предполагала, что он служил клерком в конторе какого-нибудь стряпчего и выше не мог подняться по тупости. Все поползновения на знатность, таким образом, связаны были со старшею сестрою, которая составила блестящую партию, выйдя замуж за джентльмена из высшего общества, жила невдалеке от Бристоля на очень широкую ногу и держала две кареты! Тем и завершилась история — в том и состояло величие мисс Хокинс.