— Мы долго объясняли ему, что месье Дюпа в конторе нет. Что он в командировке в Китае, — поведал Куртису охранник. — И знаете, что сделал этот тип? Умылся холодной водой и убежал. Да, говорить правду — дело опасное.

Но Робинсон поклялся, что высказывания Дугласа в его статье не появятся. А не верить ему оснований у Куртиса не было.

Репортер его просьбе удивился и заметил, что высказывания жениха о своей будущей теще не являются сенсационными даже в Англии. Тем не менее у Куртиса сложилось впечатление, что сотрудники редакции ждали от коллеги сногсшибательных новостей.

Даже после вкусного обеда и бокала хорошего вина настроение у Ричарда не улучшилось. На романтические приключения, о которых он мечтал, отправляясь в дорогу, молодой человек уже не рассчитывал. А таинственного персонажа, прибывшего в Париж с секретной миссией, из него не получилось.

Сидя за чашечкой кофе, адвокат с тоской поглядывал по сторонам, и каждый раз в его памяти всплывал прекрасный образ Магды. Ему уже хотелось снова оказаться в Лондоне.

В наступающих сумерках деревья из-за темной листвы выглядели как театральные декорации, а официанты, стоявшие в рядах между пустыми столиками, — застывшими изваяниями.

Неожиданно Куртис пришел в себя.

— Этого не может быть, — громко произнес он. — Такого не бывает!

Но оказалось, что бывает. Из-за дерева сначала появилась шляпа-котелок, а затем — мужское лицо. Постояв в нерешительности, Робинсон вышел из своего укрытия и, семеня ножками, голубиной походкой направился к Куртису.

— Добрый вечер, месье Куртис, — сняв с головы шляпу, приветствовал его репортер и отвесил поклон.

— Добрый вечер, месье Робинсон. Будь я театральным режиссером, предложил бы вам роль в спектакле под названием «Сон в летнюю ночь». Вы обладаете уникальной способностью быть одновременно в двух местах. Скажите, а это не вы убили мадам Клонек?

Жан-Батист от такого неожиданного вопроса даже отпрянул назад.

— О, да вы шутите, — после короткой паузы понимающе кивнул он. — Вы не против, если мы вместе выпьем? Отлично. Официант, два виски с содовой!

— Да-да, обязательно выпьем, — кивнул Куртис. — А сейчас объясните, почему я оказался в центре всеобщего внимания?

— Всеобщего внимания? — удивленно переспросил Жан-Батист.

— Да. Такие хорошие журналисты, как вы, охотитесь за новостями. А каким источником новостей для вас могу быть я?

— Вы днем с Банколеном виделись?

— Нет.

— Сразу вернулись в отель?

— Нет.

— Нет, вы определенно что-то задумали. Месье Куртис, я вас искал, преследуя две цели. Первая — показать вам номер «Интеллидженс».

Репортер достал из внутреннего кармана плаща газету и положил ее перед Куртисом.

— Это — вечерний выпуск. Прочтите и убедитесь, что свое обещание я сдержал. Проверьте, есть ли в статье хоть одно слово, порочащее честь и достоинство мадам Толлер. То, что мы оба о ней думаем, — другое дело.

Я написал аналитическую статью, где упомянул лишь о том, что было подмешано в шампанское. Ну и о лицензии мадам Толлер. То есть о том, что интересно нашим читателям. А?

Куртис быстро пробежал взглядом заголовки газеты. И едва не взвыл. На первой полосе вечернего выпуска «Интеллидженс» крупными буквами было напечатано:

«МЕСЬЕ РАЛЬФ ДУГЛАС

ПРОЛИВАЕТ СВЕТ НА УБИЙСТВО, ПРОИЗОШЕДШЕЕ НА ВИЛЛЕ „МАРБР“!

ИМЯ УБИЙЦЫ СКОРО БУДЕТ УСТАНОВЛЕНО!

ТОЛЬКО „ИНТЕЛЛИДЖЕНС“ СМОГЛА ПРЕДОСТАВИТЬ ПОЛНЫЙ СПИСОК ЛЮБОВНИКОВ МАДАМ КЛОНЕК!

ВОТ ОН!»

Далее следовал более мелкий текст:

«Месье Леон Консидин, глава парижского отделения банка „Креди-Миди“ города Марселя (1929–1930 гг.).

Сеньор Энрико Торредас, известный тореадор (1930–1931 гг.).

Месье Генри Т. Уитерспун, президент американской корпорации „Маммут хотелс“ (сентябрь 1931 г. — май 1932 г.).

Месье Джордж Стенфилд, директор туристического бюро „Мадам Толлерс туре“ в Париже (май 193.2 г. — ноябрь 1932 г.).

Месье Джордж Фулар, без определенных занятий, предположительно находится в заключении (ноябрь 1932 г. — январь 1934 г.).

Месье Ральф Дуглас (июнь 1934 г. — август 1935 г.).

Месье Луи Делотрек, личный секретарь члена кабинета министров месье Жана Ренуара (август 1935 г. — май 1936 г.).

Убийство совершил один из них! Попытайтесь догадаться кто!»

Загибая пальцы на правой руке, Жан-Батист начал перечислять:

— Два банкира, тореадор, известный бизнесмен, секретарь члена кабинета министров. По-моему, неплохо. Как вы считаете?

— Скажу, что плохо, — вяло отозвался Куртис. — В списке нет ни посла, ни высокопоставленных священнослужителей. Вы понимаете, что подложили под себя бомбу? На вас подадут в суд.

— Информация достоверная. Большую ее часть я получил от Гортензии Фреи, остальную — от горничных, на которых она указала. А вам что, не понравилось?

— Ну как вам сказать. А вы ожидали, что я брошу эту газету на пол и станцую на ней?

Жан-Батист удивленно уставился на Куртиса. И даже всплеснул руками:

— Но, месье, это ужасно! Я так старался, надеялся… А что вы нашли в ней плохого? Прочтите дальше. Там я привожу красноречивые высказывания Дугласа. В них он отводит от будущей тещи все подозрения! Я думал, что они вам понравятся. Поэтому я о них и написал.

— Никаких формальных обвинений против нее не выдвигается?

— Конечно нет. Но…

— А если бы я во всех солидных газетах написал, что месье Жан-Батист Робинсон не лгун и не вор, это бы вам понравилось? Безусловно.

Кстати, а вы не подумали о тех, кто включен в ваш список? Какова будет их реакция, когда они увидят в «Интеллидженс» свои имена? Вы в открытую называете их любовниками мадам Клонек и утверждаете, что один из них убийца.

Жан-Батист вновь выпятил свою голубиную грудь и изрек:

— Месье, если это их оскорбит, они потребуют сатисфакции.

— Сатисфакции? От кого?

— Естественно, от мистера Дугласа. Он сказал…

— Верно. И что же он такого сказал? Вы можете, глядя мне в глаза, поклясться, что это его слова?

— Ну, может быть, я кое-что приукрасил. Но нельзя же подавать новости такими скучными, какими они чаще всего и бывают. Нет, читателя они должны заинтересовать.

В моей же статье в основном высказывания мистера Дугласа. Официант, который нас обслуживал, может это подтвердить. Более того, у меня кое-что еще припасено. Как вы понимаете, я сам напросился на удар и иду в бой с открытым забралом.