— Вы правы, Петр Васильевич. С ними нужно быть постоянно настороже, излишняя доверчивость не просто пагубна, она гибельна. Хотя, если учитывать полученные нами дивиденды, игра стоит свеч.

— Стоит, стоит, Константин Иванович, — Вологодский засмеялся и откинулся на подушки.

Полученное премьер-министром ранение оказалось несерьезным. Так, чуток мякоть бедра зацепило, и то вскользь. Но по совету Арчегова он оказался прикован к постели — кровопотеря, уже серьезный возраст, стрессы.

— Мы избежали продолжения Гражданской войны, абсолютно ненужной и очень затратной. А теперь в сравнительно мирном режиме можем приводить наши территории в порядок.

— Насчет Сибири и Заполярья уверенность есть, но вот генерал Деникин может иметь свое собственное мнение. Если вы не найдете нужные доводы, чтобы его переубедить…

— Постараюсь, Петр Васильевич. Возможности есть, да и казаки мне будут надежной опорой в этом деле. Ведь, по большому счету, война им абсолютно не нужна, как и сам Деникин, впрочем. Да и прежняя Россия, «единая и неделимая». А они являются силой, с которой «добровольцы» принуждены считаться. И имеют хлеб, который можно продать. Да и наше золото является определенного рода гарантией.

— Очень серьезной, вам не стоит недооценивать этого фактора, мой дорогой друг. Получить деньги они смогут только от нас, а военные затраты просто огромные.

— Это если идет война, а когда мир, то они ну очень большие, — хохотнул Арчегов. — Надеюсь на последнее, а войну предоставим большевикам. Они ведь грезят о мировой революции, так пусть ее и раздувают. Мешать им в этом деле мы не будем! Ведь так, Петр Васильевич?

— Вы правы, Константин Иванович! Пусть творят, что хотят, лишь бы от нас были подальше.

— Вы стали настоящим политиком, Петр Васильевич. В вас говорит здоровый эгоизм государственного деятеля.

— Было от кого за это время цинизма поднабраться, — недовольно буркнул премьер-министр.

— Да какой тут, простите великодушно, цинизм, ваше высокопревосходительство?! Здоровая расчетливость никогда и никому не мешала, а токмо пользу серьезную несла.

— А что будет дальше, Константин Иванович? Я прямо теряюсь в предположениях! И меня несколько пугает будущее, надеюсь, вы правильно понимаете причину моих опасений?

— Дальше будет, дражайший Петр Васильевич, самое интересное. Большевики вломятся в Европу со всей грацией носорога…

— Хм, ха-ха. С грацией носорога? Весьма доходчиво.

— А что им делать? С нами на голодный желудок воевать с неясным будущим или получить от нас хлеб и устроить европейцам диктатуру пролетариата с захватывающими перспективами?! Как ни крути, то в руках у них окажется уже не тощий журавль, а жирный откормленный гусь. Правда и мы не синицу жевать будем. Тем паче исполнится самая заветная мечта моей жизни, пусть и их руками.

— Какая мечта, осмелюсь спросить?

— Воевать с Антантой до последнего оставшегося на ногах французского или английского солдата! Их правительства всю жизнь старательно гадили России, теперь наш черед вернуть долги с а-агромадным процентом. Простые французы устали от мировой бойни, уже в семнадцатом чуть ли не полками уходили на Париж революцию устраивать — они к этому делу привычные. И такое там начнется…

— Вы хотите сказать…

Вологодский осекся, выразительно посмотрел на генерала, и Арчегов сразу осознал, что премьер в одночасье проникся перспективами настолько, что сбил себе дыхание.

— Мы можем лишиться сразу всех наших врагов. Ну, если не лишиться, то обескровить настолько, что они нам надолго станут не страшны. Антанта же на цыпочки встанет и предлагать вам будет, Петр Васильевич, что угодно, лишь бы вы их от такой беспощадной угрозы избавили. И чем дальше большевики зайдут, тем щедрее будут всякие там чопорные англичане и скупердяи французы, со своими ллойд-джорджами и клемансо.

— Но ведь Россия… Пусть красная, но она понесет чудовищные потери, о которых и помыслить страшно…

— Не такие уж и большие, а намного меньше, если мы будем простой внутренней гражданской войной заниматься. Там своего горючего материала достаточно, и страны намного богаче — да и большевики Россию почти до ручки довели, через полгода взять уже будет нечего.

— А если они победят, а потом обрушатся на нас всеми силами?

В голосе Вологодского послышался тщательно скрываемый страх, и Арчегов тут же попытался рассеять опасения, терзавшие «Деда», хотя сам не был уверен в своих расчетах.

— Тамошняя внутренняя контрреволюция, как любят выражаться «товарищи», намного сплоченнее и опаснее, чем наша. Да и прослойка богатых людей более толстая, чем в России, — им есть, что терять, а потому будут драться до крайности. Тем более у них будет достаточно времени осознать, насколько опасен большевизм, пока те устроят заматню в Германии. И поверьте на слово — противники достойны друг друга!

— А мы…

— А мы, Петр Васильевич, будем смотреть и потихоньку возвращать себе силы. А сытый и довольный народ уже не соблазнится коммунистическими идеями. Они ему станут просто не нужны!

Порт Байкал

— Одно плохо, Григорий Михайлович. Похоже, что нас самым вульгарным способом принялись отстреливать, как дичь!

— Даже так?! — каким-то шипящим голосом произнес атаман, моментально взъерошившись. Конечно, на войне стреляют, но чтобы вот так запросто охотиться на людей, как на каких-то тарбаганов-сусликов?!

— Вчера поздно вечером застрелили начальника Генштаба генерала Болдырева прямо на улице. Сразу наповал — череп разнесло. И ранили в голову генерала Пепеляева, когда тот поехал в Заиркутный военный городок поднимать части своей дивизии. Из винтовок обоих…

— На эсеров не похоже. Да и не станут они в своего Болдырева стрелять! Тот же «розовый»!

— Они пистолетами да бомбами балуются, Григорий Михайлович, а не винтарями с хорошей оптикой. В Пепеляева у понтона стреляли, с того берега Ангары. А там тысяча шагов будет. И единственным выстрелом сразу попали! Большие умельцы, я вам так скажу, и с оружием подходящим. Сам знаешь, кому такие снайперские винтовки передали…

— Да уж, заварилась каша… — тихо произнес в ответ атаман.

Винтовки с оптическими прицелами имели только егеря, и более никто, слишком их было мало. А в Знаменском предместье расквартирован лейб-егерский батальон, больше в Иркутске егерей просто нет.

На «Ангаре» звонко пробили склянки. Один раз звякнули и стихло — на кораблях так всегда отмечают время.

— Час ночи! До Иркутска три часа ходу, с запасом беру. Так что через полчаса флотилия уходит. А вы, Григорий Михайлович, грузите своих улан в эшелон, скоро бронепоезда подойдут.

— Как вы намерены сражаться, Михаил Иванович?

— Если успею вовремя, пока они из Глазкова гвардейских стрелков не выдвинули, то сверну понтон, к такой-то матери, и сорву им переправу. Высажу десант у «Белого дома» и возьму под охрану его величество ротой морской пехоты, — контр-адмирал так произнес слово «охрана», что оно явственно прозвучало как «арест». — Высажу и эскадрон твоих улан. Они с казаками генерала Оглоблина оцепят военное училище. Арчеговские десантники берут на себя охрану правительства, дабы никто иллюзий не питал по поводу взятия власти. Солнце еще не взойдет, как мы город займем и заговорщикам на то времени не дадим. Они на пять часов утра свое выступление назначили…