Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все тело начинает звенеть, будто я из металла. Я едва дышу и даже не слышу, что говорит человек, подошедший почти вплотную. Только и могу наблюдать, как на моих запястьях защелкиваются наручники, и золотистый микрофон, поймав блик, будто на прощанье, падает из рук.
Предплечье попадает в тиски. Получаю тычок в спину и по инерции шагаю за кулисы. Пытаюсь сглотнуть, но чувствую боль, будто внутри меня колючка. Прохожу мимо своей гримерки и замечаю нескольких человек, рыскающих в моих вещах. Ваня и администратор стоят в дверях и с осуждением провожают меня взглядом. За что, Господи? За что?
— Тут на пятнашку! — слышу ехидную усмешку, и рука, лежащая на моем плече, сжимает крепче, чтобы остановилась.
Оборачиваюсь и вижу, как из чехла для обуви один из ищеек выуживает пакет с белым порошком. Уничижительные взгляды направлены на меня.
— Это не мое! — хриплю осипшим голосом, чувствуя, как слабеют ноги.
— Конечно не твое, — человек, держащий в руках сверток, смотрит на меня, как на дерьмо, и кивком головы приказывает уводить меня.
Выходим на улицу, но вместо прохладного ветра чувствую жар на щеках. Голубые маячки противно бьют по глазам. Съеживаюсь, когда полицейский замахивается. Мою голову резко пригибают, и толкают в машину.
Как только оказываюсь в холодном пространстве, воняющем мочой и сигаретами, припадаю к окну, с призрачной надеждой увидеть Давида. Но вижу, как сквозь расступающуюся толпу на каталке везут тело Сержа. Его рука безвольно свисает, болтаясь от тряски. Катя бежит рядом, прикрывая лицо.
— Если окочурится, еще добавят! — слышу уже знакомый голос с передней части автомобиля, — так что молись, красотка!
24
Давид
Встреча длится бесконечно. Я уже готов согласиться на все условия партнера, лишь бы поскорее пожать руки и распрощаться, потому что меня безмерно тянет к НЕЙ. Сегодняшний вечер должен стать особенным, запоминающимся! Впервые в жизни я уверен в том, что делаю на сто процентов. Ни душевных метаний, ни сомнений. Я точно знаю, что Лена та женщина, которую я не хочу отпускать, с которой хочу провести долгую счастливую жизнь, и скоро узнаю, взаимно ли это.
Наконец, я покидаю офис, держа в руках подписанные бумаги, и тотчас же забываю о делах. Я должен успеть к концу программы в ее баре, чтобы исполнить песню, которую написал после нашей первой ночи. Ребята из группы готовы меня поддержать и заранее уладили вопросы с администрацией. Предвкушаю, с каким изумлением будет смотреть Лена. Ндеюсь, сюрприз удастся. А кольцо…это будет чуть позже. Когда не будет лишних глаз. Этот момент останется только между нами.
Смотрю на сияние граней драгоценного камня и улыбаюсь как дурак. Самый счастливый на свете дурак! Я ее знаю так мало, но уверен в этой женщине, будто знаю всю жизнь.
На подъезде к «Игуане» достаю мобильный и вздыхаю на десяток пропущенных. Номер незнакомый. Отмечаю, что времени у нас в обрез и поднимаю взгляд на Стаса, чтобы поторопить. В ту же секунду он отвлекается на входящий, сводит брови на переносице, бросает сухое «понял» и смотрит в зеркало заднего вида на меня.
— Давид Александрович, маски-шоу в «Игуане». Лену вяжут.
Несколько секунд пытаюсь сообразить, о чем вещает мой водитель, и как только мозг выдает последнюю, самую гнилую версию, Стас припечатывает.
— Наркоту нашли в ее вещах.
Вижу в отражении стекла, как рот беззвучно открывается. Закрываю глаза, сжимаю кулаки и мысленно считаю до трех. Не знаю, какой эффект должен был быть достигнут этим нехитрым действием, но сердце сбоит. Меня пробирает дрожь. Не может… такого… быть!
Стас продолжает говорить, я пытаюсь сосредоточиться на его голосе.
— Сергей Александрович в коме.
Занавес.
Ничего не слышу, один лишь гул. Будто обухом по голове…
Узкий проезд в нашпигованном автомобилями переулке, столпившийся народ, снимающий все происходящее на камеры мобильных, мигалки кареты скорой помощи и зареванная Катя, колотящая кулаками по матированным стеклам.
Расталкиваю зевак, чтобы прорваться к брату. Меня хватают за руки, пытаются оттолкнуть, не дают пройти. Не обращаю внимания. Пру через толпу к эпицентру.
— Эй! — чувствую тычок в плечо, машинально замахиваюсь, но вижу, как Стас оттаскивает мужика, что рыпался на меня, и объясняет, что к чему.
Наконец, оказываюсь у скорой, но она уже выруливает к выезду. Бросаюсь всем телом прямо на капот, отчаянно впечатывая ладони в горячий металл.
— Ты придурок! — высовывается водитель, готовый надавать мне по морде.
— Там мой брат!
Тот указывает головой в сторону боковой двери, а сам раздраженно цокает.
— Давид! — Катя бросается ко мне, виснет на руке и взахлеб что-то говорит. Не понимаю ни слова. К тому же, в приоткрытой двери вижу лежащего Сержа. Пусть он выживет! Только это сейчас важно.
— Она не виновата, Давид!
Киваю, даже не понимая, чего хочет от меня эта девушка.
— Позвони мне оттуда, пожалуйста! Мне с ним нельзя!
— Родственник? — уточняет врач, поторапливая рукой.
Бросаю короткий взгляд на Катю, и вид потекшей туши, размазанной по отекшему лицу, отпечатывается в памяти.
Сажусь у изголовья каталки и молча наблюдаю, как двое врачей пытаются вернуть моего брата к жизни. Смотрю, как его тело одна за другой пробивают судороги. Что я чувствую? Пустоту. Мне не страшно, не больно. Я будто сам умер и слежу за происходящим, сидя в кресле реанимобиля.
— Вам дальше нельзя. Ждите!
Холодный безучастный голос отрезвляет, а грохот металлических дверей лифта, захлопывающихся за мой спиной, окончательно приводит в чувства.
Делаю глубокий вдох. Кажется, что первый с того мгновения, как увидел брата без сознания.
Подхожу к стене и прислоняюсь к выкрашенной поверхности лбом. Она прохладная, гладкая…На голубоватом фоне замечаю еле заметную надпись, сделанную простым карандашом: «Дыши. Ты нужен!»
Следующие два часа моей жизни были самыми долгими. Время будто не желало идти, путаясь в стрелках. Я молил бога, чтобы мой брат пришел в себя, и чтобы никому из родителей в эти минуты не пришло в голову набрать мой номер и спросить: «Как дела?»
Нина примчалась в больницу спустя полчаса. Переговорив с врачом, она молча села рядом и стала беззвучно молиться. Ни за что не поверил бы, что эта бесстрашная женщина верит в высшие силы. Наверное, места, подобные этим, приобщают к богу получше церквей.
Когда суховатый старичок, похожий на