Кимми заметила, что при ее появлении встревоженная няня встала со скамейки: ведь она вынырнула из кустов в грязной одежде и с непричесанными волосами.

— Вчера у меня был другой вид, посмотрела бы ты на меня тогда! — крикнула Кимми няне.

Будь на ней вчерашние шмотки, в которых она прогуливалась на вокзале, та встретила бы ее иначе. Может быть, даже заговорила бы с ней. Выслушала бы ее.

Но сейчас няня ничего не желала слушать. Она выскочила вперед и встала, раскинув руки, решительно перегораживая Кимми дорогу и одновременно подзывая к себе детей. Дети не слушались. Такие шалунишки никогда сразу не слушаются, неужели девчонка этого не знает? Кимми стало смешно, и она расхохоталась няньке прямо в лицо.

— Да идите же вы сюда! — истерически закричала нянька, глядя на Кимми как на заразную.

Тогда Кимми шагнула вперед и стукнула няньку: нечего делать из нее какое-то чудовище!

Та упала и стала кричать, чтобы Кимми прекратила драться, а то, мол, я сделаю так, чтобы тебя размазали по стенке. За меня, дескать, есть кому заступиться.

Тогда Кимми пнула ее в бок. Сперва один раз, потом еще, пока та не замолчала.

— Поди сюда, малышка, и покажи, что это у тебя в ручке, — ласково позвала Кимми девочку. — Что там у тебя? Веточка?

Но дети точно приросли к месту. Они ревели и, растопырив руки, звали Камиллу.

Кимми подошла поближе. Девочка была такая славненькая, даже плачущая! С каштановыми волосиками, как у Милле.

— Поди сюда, деточка, покажи, что у тебя в ручке, — сказала она снова и шагнула ближе.

Сзади послышался свист; Кимми мгновенно обернулась, но не успела — что-то тяжелое сильно и резко ударило ее по шее.

Она упала носом на дорожку, со всего маху ударившись животом о торчащий камень.

Нянька, которую дети звали Камиллой, коршуном бросилась мимо нее к детям и подхватила их на руки. Настоящая девчонка из рабочего района Вестербро: обтягивающие брюки и растрепанные волосы.

Подняв голову, Кимми увидела зареванные детские лица, глядящие через плечо няньки, — та бежала прочь, унося детей, и быстро скрылась за кустами.

Такая же маленькая девочка, как эта, когда-то была у самой Кимми. Теперь она лежит дома в ящичке под койкой и терпеливо дожидается, когда Кимми придет.

Скоро они снова будут вместе.

— Я хочу, чтобы на этот раз мы поговорили обо всем с полной откровенностью, — сказала Мона Ибсен. — В прошлый раз мы в этом плане особых успехов не достигли.

Карл осмотрелся. Ее владения были украшены яркими постерами с изображениями красивых видов — пальмы, горы, растения. Парочка кресел благородного дерева, какие-то фикусы с резными листьями. Невероятный порядок во всем — ничего случайного, никаких лишних мелочей, способных отвлечь. И все же самый сильный отвлекающий фактор хозяйка кабинета не смогла устранить: уложенный на кушетку ради вскрытия душевных глубин, Карл способен был думать только о том, как бы он сейчас сорвал с этой женщины одежду.

— Я постараюсь, — сказал он.

Карл готов был сделать все, что она потребует, да и никаких других занятий у него сейчас не имелось.

— Вчера вы с кулаками напали на человека. Можете объяснить мне почему?

Он стал возражать, как и следовало, уверять в своей невиновности, но она смотрела так, словно не верила.

— Для того чтобы нам продвинуться вперед, придется сначала вернуться к старым событиям. Вам это, может быть, покажется неприятным, но так нужно.

— Давайте! — сказал он с кушетки, подглядывая из-под полуопущенных век, как вздымается от дыхания ее грудь.

— В январе этого года вы были участником перестрелки на Амагере, мы об этом уже говорили. Вы помните точную дату, когда это случилось?

— Двадцать шестого января.

Она кивнула, словно это была какая-то особенно удачная дата.

— Вы сами отделались тогда довольно легко, в то время как один ваш коллега, Анкер, погиб, а другой лежит в клинике парализованный. Что вы думаете об этом сейчас, восемь месяцев спустя?

Карл посмотрел в потолок. Как он к этому относится? Он сам не знал. Просто этого не должно было случиться.

— Мне, конечно, жаль, что так вышло.

Перед глазами встал Харди, лежащий в клинике спинномозговых травм: тоскливые неживые глаза, стодвадцатикилограммовое неподвижное тело.

— Вас это мучает?

— Да, немного.

Карл попытался улыбнуться, но она глядела в свои бумаги.

— Харди сказал мне, есть подозрение, что преступники нарочно поджидали вас на Амагере. Вам он это говорил?

Карл подтвердил.

— А также он думает, что это вы или Анкер заранее их предупредили?

— Да.

— И как вам эта идея?

Она устремила на него пристальный взгляд, и в ее глазах Карлу померещился эротический огонек. Интересно, сознает ли это она сама и насколько это ее волнует?

— Может быть, он и прав, — ответил Карл.

— И это, конечно, были не вы, насколько я понимаю.

Какого ответа она от него может ожидать, кроме отрицательного? Неужели она считает людей такими уж глупыми и всерьез полагает, будто можно читать мысли по лицу?

— Разумеется, не я.

— Но если это был Анкер, значит, с ним что-то было очень не в порядке. Ведь так?

«Я, может быть, и правда схожу по тебе с ума, — подумал Карл. — Но задавай уж нормальные вопросы, если хочешь, чтобы я участвовал в этой игре».

— Да, конечно, — сказал он и услышал, что произнес это шепотом. — Мы с Харди должны принять к рассмотрению такую возможность. Когда важные персоны перестанут вставлять мне палки в колеса и с меня снимут это нелепое обвинение, мы за это возьмемся.

— В полицейском управлении это дело называют «дело о строительном пистолете», поскольку в нем было использовано именно это орудие убийства. Ведь жертва была убита выстрелом в голову, да? Это выглядело как казнь.

— Возможно. Я так глубоко не вникал и вообще с тех пор этим не занимался. Но у этого дела есть продолжение. В Соре таким же образом были убиты два молодых человека. Считают, что убийство совершили те же преступники.

Она кивнула — разумеется, ей это известно.

— Это дело мучает вас. Ведь это так, Карл?

— Нет, я бы не сказал, что оно меня мучает.

— А что же вас тогда мучает?

Он схватился за край кожаной кушетки. Вот он — подходящий случай:

— Меня мучает, что всякий раз, как я пытаюсь вас пригласить куда-нибудь, вы говорите «нет». Вот что меня мучает!