Если бы ей снова предстояло делать выбор, она, возможно – только возможно, – навсегда осталась бы в Сен-Тристане.

– Я отослала шелковое лавандовое платье гладить, – входя в комнату, сообщила Хетти. – Я имею в виду платье в греческом стиле с глубоким вырезом и тремя воланами на юбке. Оно простое и элегантное. К тому же ее величество всегда довольна, когда вы в лавандовом. Наденьте его на бал, миледи.

– Она думает, что в нем у меня землистый цвет лица, – с усмешкой сказала Порция.

Хетти улыбнулась.

– Вы так красивы, миледи. А ведь и королевы – тоже женщины.

Порция села перед зеркалом, и Хетти стала подбирать венок для ее прически. Парикмахер уложит локоны на одну сторону, а сзади заплетет волосы в косы и закрепит их гребнем с драгоценными камнями.

– Виктория всегда говорит, что любит меня, но я не думаю, что это правда. Она любила лорда Эллерсли. Я ей напоминаю о нем, а она смотрит на себя как хранительницу его памяти.

Хетти, не поднимая глаз, пыталась лучше пристроить венок.

– Раньше вы так не говорили, миледи.

– Раньше я этого и не чувствовала.

– Только не говорите так при Гиллингемах, дорогая.

Порция открыла шкатулку из черного дерева, выложенную изнутри перламутром.

– Не беспокойся. Я придержу язык. – И она выбрала свой любимый черный медальон с силуэтом лорда Эллерсли и прядью его волос внутри. – Я хочу, чтобы миссис Страуд съездила отдохнуть.

– Вот как? – У Хетти округлились глаза.

– Ей надо уехать. Так будет лучше, для нее в первую очередь. Ах, если бы она поддерживала связи с людьми, которых знала, когда мы жили в Нью-Форесте. Но она всех забросила, когда мы переехали в Лондон.

Миссис Страуд так гордилась триумфом дочери, что сразу сочла себя неровней своим бывшим друзьям. Теперь они бы очень пригодились, но было поздно. Даже если бы они могли ей помочь, то едва ли стали бы это делать. Конечно, в Кембридже была тетка матери Сесилия. Она с удовольствием приняла бы у себя миссис Страуд хотя бы для того, чтобы без конца напоминать гостье о том, как давно та не давала о себе знать. Порция понимала, что матери не понравятся такие разговоры, но разве в их положении можно быть привередливыми?

– Кембридж подошел бы. Там безопасно, – бормотала себе под нос Порция. – Вот только возможно ли…

– Разве миссис Страуд нужно безопасное место? – шепотом спросила Хетти, глядя на хозяйку в зеркало. – Но зачем? Я не понимаю.

Порция медлила с ответом. Конечно, в последнее время Хетти вела себя странно, но она одна из тех немногих, кого Порция любила и кому доверяла. Наконец она решилась, и коротко пересказала горничной разговор, который произошел у нее с Ларой и Арнольдом в ту ночь, когда они застали ее в алом платье.

– Майн Готт! Я не знала. Простите, дорогая, я не знала…

– Откуда же тебе было знать, – вздохнула Порция.

– Миледи, нам поможет Дид, – подумав, сообщила Хетти. – Он не любит Гиллингемов. У вашей матери верная служанка. Если нам удастся вывести миссис Страуд из дома, мы легко переправим ее в надежное место в Кембридже.

– Ты права, Хетти. Я поговорю с Дидом. Надо подготовиться. Как только подвернется случай, придется действовать, не теряя времени. Может быть, другого шанса не будет.

– Надо придумать пароль, миледи, – слово, которое обеим нам скажет, что пришел час действовать.

Порция на минуту задумалась.

– Это должно быть особое слово, чтобы его нельзя было ни с чем перепутать. О! Придумала – «сари»! – воскликнула она и улыбнулась с заговорщицким видом. – Я скажу «сари», и ты поймешь, что надо действовать.

Выбрав этот в общем-то бесхитростный план. Порция почувствовала облегчение. Она спасет мать от злобы Арнольда, а потом возьмется за собственное вызволение.

Марк побывал в детективном агентстве О'Доннелли. Прогулка пошла ему на пользу. В голове прояснилось, а ведь ему надо было многое обдумать.

Сейчас он чувствовал необычайный прилив сил, чего не было уже несколько недель. Похоже, до сегодняшнего дня он сам не сознавал, как глубоко погрузился в пучину апатии. Конечно, он не смирился е решением Порции, но все же его самоуверенность пострадала. Не то чтобы он впал в мстительное настроение, нет, но ничто человеческое было ему не чуждо, а потому он хотел, чтобы Порция, обидев его, страдала. Теперь он понимал, что все это время ждал какого-нибудь события, которое подтолкнуло бы дело вперед.

Он так тоскует по ней, так нуждается в ней, так хочет ее. Может быть, он даже любит ее! Правда, прежде Марк никогда не влюблялся, а потому не был уверен в том, что это любовь. Возможно, он так нелепо предложил Порции выйти за него замуж именно потому, что был в нее влюблен? Сейчас он знал одно: Порция попала в беду, и он должен ее спасти.

Пока Марк разговаривал с Мартином О'Доннелли, детектив смотрел на него слишком настороженно. Марк заподозрил, что излишнее возбуждение, которое он сейчас испытывал, как-то отразилось на его лице. Тем не менее Мартин, как всегда, принес новости.

– Гиллингемы сейчас живут у нее, – сказал детектив. – Может быть, беспокоятся о ее здоровье, но лично я так не думаю. Есть сведения, что миссис Гиллингем разговаривала с мачехой очень грубо. Слуги слышали.

– Могу себе представить. Мартин, выясни, где она будет на следующей неделе. Вдруг мне понадобится устроить случайную встречу…

– Сэр, ее везде сопровождают Гиллингемы. Вам будет трудно подойти к ней так, чтобы они не подслушали весь разговор.

– Я подумаю насчет этого. – Марк нахмурился. – Гиллингем. Какое-то знакомое имя. Был какой-то скандал несколько лет назад, так?

Мартин улыбнулся.

– Я случайно узнал все подробности, сэр. Вы сейчас говорите об отце мистера Арнольда Гиллингема. Он был ученым. Верил в чистоту английской крови и считал, что все наши беды происходят из-за «загрязнения» этой крови, так он выражался, сэр. По его мнению, все, начиная с нормандцев, являются пришельцами. – Ирландский акцент детектива стал заметнее, похоже, в знак протеста.

– Я помню, Мартин. Он совершил что-то абсолютно недопустимое, так?

– Оскорбил короля. Он заявил, что тот не имеет права сидеть на троне Британии. Его отлучили от двора и сослали в деревню. Очевидно, там он окончательно лишился ума. Он умер, когда пытался прогнать итальянских каменщиков, которые реставрировали церковь. Кричал, что они уродуют английскую архитектуру. Арнольд Гиллингем – сын этого человека, и, по слухам, придерживается тех же взглядов. Говорят, он нанимает слуг только с «правильными» английскими именами, так что ему пришлось уволить французского повара.

– Понимаю. Теперь ясно, почему он мне не нравится.

– Он вообще мало кому нравится, сэр.