Для Евгеши — как, собственно, и для меня — манипуляции с деньгами служили средством познания мира. Взял, не вернул — плохой; вернул — хороший, порядочный, дружим дальше.

Я брал несколько раз, возвращал аккуратно; так мы действовали три года.

В то время мне везло. Евгеша, первое время считавшийся одним из опорных столпов моей личной небольшой деловой империи, постепенно уменьшился в масштабе: из крупного клиента превратился в среднего, потом в мелкого. Но я продолжал его ценить. Он же не изменял себе: занимался стройкой и только стройкой. Скромно, по мелочи. Но так, может, и лучше. Спокойнее.

Я тоже давал ему работу и постепенно стал одним из главных заказчиков.

Бизнес распухал, раз в год приходилось переезжать из меньшего помещения в большее, в каждом новом офисе надо было ставить железные двери, вмуровывать сейфы и решетки. Иногда у меня случались приступы мании преследования, и тогда взамен старых, жидких решеток ставились более мощные, а следом даже пуленепробиваемые ставни. Двухсоткилограммовые сейфы выбрасывались, завозились трехсоткилограммовые. Мой кабинет, со вкусом бронированный, производил на гостей оглушительное впечатление. Особенно если учесть, что каждый второй гость вырос на фильме «Scarface».

«Маноло: Тони, ты слишком много тратишь на безопасность!

Тони: Мне плевать! Так я крепче сплю».

Я звонил Евгеше каждые две недели. Мои заказы становились возмутительно дорогими и сложными. Например: обшить бронированными пластинами подвальное хранилище для наличности, включая пол и потолок, чтоб лихие люди не пролезли, сделав подкоп или разобрав по кирпичу стену.

Евгеша не скрывал удовлетворения.

По профессии — учитель физкультуры, крепкий, некрасивый, рано облысевший; он был мне приятен. Лысые мужчины составляют особую касту, они вынуждены относиться к себе с юмором. Вот и Евгеша Строитель приходил ко мне бодрым хохотуном, то и дело вворачивая в речь пословицы: «Лысина спереди — от большого ума, лысина сзади — от чужих подушек».

Он тоже расширял свою мастерскую, но медленно: начинал, имея под началом двоих работников, спустя три года их было пятеро, то есть коллектив увеличивался каждый год ровно на одного наемного пролетария; такие темпы казались мне смехотворными.

Иногда мы вспоминали старые времена, бессонные ночи, переживания по поводу незначительных сумм, жалких тысчонок. Я самодовольно смеялся. Евгеша тоже смеялся, но скорее из вежливости, — он не сильно разбогател на своих решетках и заборах; тысчонки свои добывал в поте лица.

Рассказывал о бывшей жене, обманом отобравшей при разводе квартиру, или о бывшем друге, пообещавшем открыть счет в швейцарском банке и сбежавшем вместе с деньгами. Я опять смеялся. Афера выглядела красиво: Евгеша вместе с другом едут прямиком в Цюрих и заходят в банк; друг, умеющий по-английски, берет у Евгеши деньги и уходит в отдельный кабинет; возвращается без денег, но с карточкой «Виза»; на карточке пробито имя Евгеши и фамилия; возникает запечатанный конверт с пин-кодом и договор с печатью; все довольны. Позже выясняется, что друг получил две карточки: одну на имя Евгеши, другую — для себя. И пока Евгеша радовался удачному помещению капитальца, друг его исчез, сняв со счета почти все деньги.

Зачем скромному изготовителю заборов и решеток счет в Швейцарии — я не спрашивал. И так было понятно, что Евгеша мыслил просто и прямолинейно. Раз есть бизнес — значит, должен быть счет в швейцарском банке.

Назвать бы его простаком, лохом — да только простак никогда не создаст с нуля успешное дело.

В очередной раз он пришел не слишком веселый. Жаловался, что заказов мало, что вокруг одно жулье и бездельники. Попросил взаймы. Хотел купить грузовик.

Я тут же выдал нужную сумму.

«Вот как бывает, — задумчиво произнес Евгеша. — Раньше ты у меня просил, теперь я у тебя… Поменялись, так сказать, местами…»

«Ничего, — ответил я, бросая взгляд на золотые часы. — Скоро опять поменяемся».

«Сплюнь», — сказал Евгеша.

Я не последовал совету, а зря.

В то лето умер мой дед. Надгробный камень покупали в Москве, и я заплатил Евгеше, чтобы он отвез гранитный валун в родовую деревню на том самом грузовике.

Через два месяца меня посадили в следственный изолятор.

Через пять лет мы снова встретились. Внешне Евгеша Строитель совсем не изменился, даже не пополнел. Платил зарплату четверым сварщикам и пятерым разнорабочим. Быстро подсчитав в уме, я понял, что все это время темпы восхождения оставались неизменными: один человек в год. А когда их стало девять, пришлось и прораба нанимать.

То есть, говорил Евгеша, наливая мне хорошего молдавского коньяку, если девять человек работают на десятого, то еще нужен одиннадцатый, который сам не работает, но контролирует и стережет.

Конечно, его внутренняя метаморфоза была очевидна: уверенный в себе, Евгеша то и дело выхватывал телефон и грубо материл собеседника — наверное, того самого прораба. Шутки насчет безволосой головы тоже стали другими. «А тебе, лысый, я телефон не скажу!» — процитировав эту фразу из рекламного ролика клиники «Real Trans Hair», Евгеша нетрезво хмыкнул и добавил, что люди из упомянутой клиники — жлобы; за пересадку волос просят сорок тысяч долларов.

Я задумался. Понимать бизнесменов надо уметь. Я умел. Евгешина фраза означала: 1. у него есть сорок тысяч долларов; 2. эти сорок тысяч — не последние, раз человек подумывает о пересадке волос; 3. Евгеша переживает насчет внешности, хочет нравиться женщинам, — заимел то есть вкус к жизни.

А вкус к жизни — о, это очень важно. Работаешь десять лет, проклиная себя и весь мир, учишься на ходу, суетишься, налаживаешь, считаешь и пересчитываешь, успокаиваешь недовольную жену, выкраиваешь на детей, жрешь раз в день какую-нибудь бесконечную курицу с макаронами, если есть курица, или макароны без курицы, и вдруг понимаешь, что — вот, победил, можно есть рыбу и стейки, и отдыхать по воскресеньям, и ходить в кино, и съездить в Арабские Эмираты. Приобрести костюм и галстук, помочь другу, дать тестю денег на операцию по удалению почечного камня, устроить дочь в художественную школу, — а впоследствии даже задуматься о пересадке волос с затылочной части на лобную.

Евгеша был в порядке. Показал фотографии с верблюдами и пирамидами. Звонко щелкнул недавно вставленными зубами.

База его — офис и двор, заваленный полосами и лоскутами металла, тавром, двутавром и прочими стальными полуфабрикатами, — располагалась в особенном месте, в парикмахерском училище; когда-то здесь получила диплом моя жена. Повсюду пахло лаком для волос, слышался смех и крики начинающих куаферов, бродили девочки с волосами, выкрашенными в цвета, несуществующие в природе.

Хитрый Евгеша бесплатно (или с большой скидкой) делал здесь ремонты, красил полы, вставлял стекла и в обмен имел в распоряжении обширную территорию на задах.

Прямо под окном его маленького кабинетика стояли в ряд три авто: новенькая японская малолитражка, огромный автокран и — третьим в ряду — тот самый грузовичок. Теперь потрепанный и ржавенький. Чуть перекошенный даже.