Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы всегда пример для других, — сказал Шкуро, надеясь, что другие почувствуют зависть и неприязнь к командиру бригады. — Выходите немедленно, чтобы Темнолесскую взять до подхода большевиков. Иначе комиссары наделают делов.
— Я согласен с вами, Андрей Григорьевич, но вы обещали, что генерал Боровский нам окажет помощь офицерской пехотой. В некоторых случаях кавалерия без пехоты оказывается в тяжелом положении. Вы звонили в штаб армии?
— Пока помощь не обещают — завязли у Кавказской, — ответил Шкуро.
— А ваши пластуны? — обратился войсковой старшина к угрюмому соратнику.
— Мои пластуны должны находиться в резерве. — Интонации Слащова не допускали возражений.
— Яков Александрович прав, — поддержал Шкуро. — Мы ж не знаем, откуда еще полезут большевики. Итак решаем: бригада Солоцкого немедленно выступает навстречу противнику, остальные части дивизии находятся в боевой готовности. Связь посыльными каждый час и по возможности телефон. Согласны, господа командиры?
Все были согласны, все были недовольны: Солоцкий — рискованным походом без поддержки частей Добрармии, Слащов — нежеланному подчинению бывшему начальнику, другие, завидуя Солоцкому и Слащову, в душе надеялись на их неудачи.
Уже рано утром еще один посыльный от Гензеля сообщил о захвате разведчиков башкиров, которые рассказали о создании шеститысячного большевистского отряда на севере от Ставрополя, в районе башкирских кочевий. Пришлось срочно направить туда вторую бригаду.
В резерве остался Слащов и несколько сот офицеров, предназначенных для формирования офицерского полка.
Шкуро сидел в гимназии, где располагались две главные казачьи сотни. В штабной комнате — телефоны, штабной офицер с картами.
Днем пришло донесение от Солоцкого — очень грамотное и очень хитрое: его бригада вытеснила большевиков из Темнолесской, а теперь отступает к Татарке. Вот и разбирайся, кто кого и куда вытеснил. В конце донесения сообщалось о прибытии подкреплений к красным и напоминалось, что и бригада Солоцкого ждет подкреплений. Романовскому и Боровскому звонить было бесполезно — бои у Кавказской. К тому же Романовский наверняка еще и удивится, почему сам командир дивизии не руководит боем, а сидит в городе. А тут еще губернатор надоедал своими идиотскими советами и требованиями.
Зачем самому лезть на большевистские пулеметы, если имеется резерв во главе со Слащовым, считающим себя — особенно когда выпьет — чуть ли не полководцем? Вызвал его к телефону:
— Яков Александрович, как нас предупреждал Солоцкий, так и случилось — ничего не выходит у него без пехоты. Отступает к Татарке. Что будем делать?
— Я понимаю вас, Андрей Григорьевич, — угрюмо ответил Слащов. — Немедленно выступаю в район Татарки.
— Занимайте оборону по речке и готовьте контратаку вместе с казаками Солоцкого.
Зачем полковнику Шкуро самому лезть в бой, если вечером у него очередное свидание с Леной? Убедил ее до конца месяца оставаться в Ставрополе и обещал потом отправить в Пятигорск с надежными сопровождающими.
IV
Но утром 29-го все изменилось. Шкуро приехал в штаб раньше обычного и сразу же был оглушен докладом дежурного офицера: красные заняли Бешпагир.
С юга и севера давно нажимали, а теперь и с востока. С трех сторон. Сначала полковник возмутился: почему не было доклада от разведки Гензеля? Доложили, что сообщение пришло на рассвете, и сам Гензель двигается к Темнолесской.
— Передайте ему мой приказ: разведроту к Татарке в распоряжение Солоцкого. Я — к губернатору. Со мной Кузьменко.
Ехали в открытом автомобиле. Город просыпался спокойно — встречала тишина, теплое солнце, яркие россыпи яблок, черешен, вишен, персиков… Праздник. Еще не знал город, что кончился праздник.
— Жмут, Андрей Григорьич? — посочувствовал адъютант.
— Эх, Коля, не наше казачье дело города оборонять. Наше дело — брать города.
— Неужели деникинцы не помогут?
— Не любят они меня, Коля. Вообще казаков не любят. И не помогут. Попрошу губернатора — пусть он Деникина уговаривает.
Однако Уваров уже пытался выпросить подкрепление и у Романовского, и у Деникина, но все было тщетно, и свою паническую злобу он обрушил на Шкуро:
— Вы сами должны вести дивизию в бой. — Генерал повышал голос до крика. — У вас достаточно сил! И артиллерия есть. Романовский сказал мне, что вы отвечаете за оборону города. А вы почему-то сидите здесь. Кто будет защищать Ставрополь с восточного направления?
— Офицерский полк.
— Офицерский сброд. Никакого полка у вас еще нет. Сами собирайте их и ведите на Бешпагир.
Шкуро поднялся и молча пошел к двери.
— Подождите, — остановил его генерал уже не возмущенно, а скорее просительно. — Подождите, Андрей Григорьевич. Скажите, на что мы можем рассчитывать. Если придется оставить город, я должен дать соответствующие распоряжения. Куда нам уходить? К Армавиру или к Тихорецкой?
— Я направлю офицеров на Бешпагир, а сам атакую красных в районе Татарки. Как только обстановка прояснится, пришлю вам письменное донесение.
— Прошу вас, Андрей Григорьевич, сделайте все возможное.
Атаман молча сел в автомобиль, обдумывая, с чего же начать. Без хорошего подкрепления город не отстоять. Романовский и Деникин решили поставить крест и на Ставрополь и на полковника Шкуро. Не приглянулся он им.
— Плохо, Андрей Григорьич? — спросил Кузьменко.
— Плохо, Коля, Придется тебе сейчас же отправляться с Леной в Пятигорск. Боюсь, завтра здесь уже комиссары будут шуровать. Глядишь, и ее заметут. Кто-то о ней что-то слышал… Знаешь, как это бывает? Документы у тебя готовы и для наших, и для красных. Возьми в помощь хороших стариков повозочных и двигай. Попробуй там, у красных, Сорокина найти.
Этим утром Романовскому прислали из Ростова немецкие и французские газеты, самые последние, какие только можно было доставить в Россию, с ними он явился на доклад к командующему. Говорили с Деникиным о новостях из Франции — немецкое наступление, по-видимому, окончательно выдохлось. Теперь очередь за союзниками.
— Мы не заключали мира с Вильгельмом[34], — сказал Деникин. — Франция осталась нашим союзником. Ее победа — наша победа. Конечно, об этом еще рано говорить, но вряд ли у немцев имеются возможности для нового наступления.
— Краснову пора понять, что, как говорится, его карта бита. Не надо ему показывать наши слабые места. Нельзя сдавать Ставрополь, Антон Иванович.
— Я не буду помогать Шкуре-Шкуро — я его повешу.
— Я согласен с вашим приговором, но прошу отсрочки. Приведем приговор в исполнение несколько позже, а сейчас используем его в наших целях.