– Малышка, давай так: я скажу тебе один раз, и больше мы к этой теме не возвращаемся, хорошо?

Кивает и шмыгает носом.

– Мы с Давидом решили этот вопрос – все причастные к твоему нервному срыву и преждевременным родам уволены, включая руководство. Больше они никогда не смогут заниматься врачебной деятельностью. Да, наш малыш родился раньше срока, но он здоров. Ты – прекрасная мама, заботишься о нем порой даже чрезмерно. Лучшей мамы просто нельзя желать…

– А еще у него самый лучший папа, – Эмма произносит это, и ее глаза искрятся любовью, а на губах – смущенная улыбка.

И вот тут бы мне ее обнять и поцеловать, но я помню про ее просьбу. И сдерживаю себя изо всех сил. Но осталось недолго.

– Любимая, послушай меня. Завтра мне надо улететь в столицу по важным делам. Буквально на несколько дней. Я всегда буду на связи, а вы с Арсланом под присмотром. Давид будет в городе, ты сможешь звонить ему по любому вопросу в любое время. Справишься?

Эмма вся сразу как-то напрягается, собирается и становится невероятно серьезной.

– Ты летишь туда ради того, о чем я думаю?

– В том числе. Ну, так что? Я могу на тебя рассчитывать?

Эмма закусывает губу, а я в ожидании ее ответа даже не дышу.

– Да, – выдает наконец, и я немного расслабляюсь. – Я буду очень стараться. Только и ты мне кое-что пообещай.

– Все, что угодно.

– Возвращайся с победой. Мне безумно хочется тебя поцеловать.

После таких слов я вернусь не то, что разведенным человеком, я небеса переверну.

Но на деле оказывается все ни хрена непросто.

* * *

Едва я схожу с самолета, набираю Эмму и убеждаюсь, что у них с Арсланом все хорошо. Следующий звонок делаю своей почти бывшей жене, но она не отвечает. Надеюсь, она не решила играть со мной в кошки-мышки и не собирается прятаться где-нибудь заграницей до самых родов?

Палец зависает над номером моего безопасника, но телефон в этот момент оживает – Айлин соизволила перезвонить.

– Здравствуй, любимый.

Морщусь от приторного голоса и наигранности, но оставляю ее слова без ответа.

– Ты сейчас где?

– Там, где мне и положено быть: в доме моего мужа.

– А что, у папы уже плохо живется?

– Я – замужняя женщина, – пафосно отрезает женушка, – мое место рядом с мужем. Хоть он и забыл о своей беременной жене и шляется, где попало.

– Кстати, о беременности. Я в городе, сейчас скину сообщением адрес клиники, подъедешь и сдашь кровь для анализа.

На том конце провода повисает молчание.

– Что? Вот так сразу? – в ее голосе тщательно скрываемые страх и паника, но я все равно улавливаю их. И еще раз убеждаюсь, что с беременностью не все гладко. – Даже не сходишь на УЗИ и не посмотришь на своего ребенка?

– На ребенка от твоего любовника? Нет. Хватит ломать комедию, Айлин. Ты не хочешь разводиться по-хорошему: тихо, мирно, я бы даже оставил тебе месячное содержание за то, что не оправдал твоих надежд. Нет так нет. Значит, будем разводиться со скандалом. Так что хватит трепаться, жду тебя через сорок минут в клинике.

Как ни странно, женушка заявляется вовремя. Минута в минуту. Плечи расправлены, осанка гордая, вышагивает так, как будто на прием к султану идет, а в глазах – тонна презрения.

– Веди. Хочу скорее покончить с унизительной процедурой, – цедит, едва ли удостоив меня взглядом, проходя мимо прямо по коридору.

Кто бы спорил.

Спешу за супругой, открываю дверь в процедурную, пропуская вперед. Айлин садится на стул напротив медсестры и значительно бледнеет. Но меня не трогает ее реакция. Совсем. Я просто хочу скорее покончить с этим.

Сажусь напротив и внимательно слежу за женой и медсестрой. Понимаю, что в кабинете размером чуть больше спичечного коробка устроить подлог просто невозможно, но внимательность не помешает.

– Мог бы и не подвергать меня подобным пыткам, – вполголоса цедит Айлин, бросая в мою сторону гневные взгляды. – Знаешь же, что я на дух не переношу вида крови.

– Да? Не знал. Но потерпи. Сейчас соберут три пробирки, и ты можешь быть свободна. Я даже подвезу тебя, куда скажешь.

– Три? Зачем три?!

Вот тут уже я торжественно растягиваю губы в улыбке. Знаю, что веду себя с ней как последняя сволочь, и, возможно, мое поведение мне когда-нибудь вернется бумерангом, но не могу иначе. Не переношу лжи. Я предлагал по-хорошему. Захотела войны? Получите, распишитесь.

– Чтобы сразу железно убедиться, что ребенок внутри тебя, – указываю глазами на живот, – не имеет ко мне никакого отношения. Ведь наверняка, когда этот факт подтвердится, ты будешь кричать, что я все подстроил. Именно поэтому будет три разных лаборатории, куда я сам отвезу твою кровь. Чтобы сэкономить твое и мое время, дорогая жена.

С лица Айлин мигом слетает маска королевы. Ее глаза бегают в панике, а сама она находится в предобморочном состоянии. С беременностью явно что-то не то.

Так что недолго мне осталось ходить женатым человеком. Вернее, женатым не на той.

Тимур

Перечитываю все три заключения и прихожу в ярость.

Какого, как говорится, хрена?!

Этот ребенок никак не может быть моим! Не может! Хотя бы потому, что я уже настроен на развод и семью с Эммой!

Дети должны рождаться в любви, как наш Арслан. Для Айлин же ребенок в любом случае – средство достижения цели. Каким он вырастет, если его родители ненавидят друг друга, мать не будет уделять должного внимания, а будет постоянно манипулировать им?!

Поэтому я отчаянно не желаю признавать правоту написанного в результатах теста ДНК.

В висках пульсирует, голову тут же сковывает обручем боли. Хожу из угла в угол, как раненый зверь, ища выход.

Мысли разбегаются, как крысы с тонущего корабля, и я понятия не имею, за что хвататься, чтобы решить эту «проблему». Да, кощунственно так говорить о маленьком живом человеке, но я хочу быть честным, прежде всего, с самим собой: я не желаю его рождения. Только не от Айлин. Да и не могу я быть его отцом, в конце-то концов!

«Радости» прибавляет в данный момент кажущийся оглушительным входящий звонок мобильного.

– Да!– рявкаю, не глядя на дисплей.

– Ох, нифига себе, – раздается в трубке насмешливый голос Давида. – Это отсутствие женского внимания так дурно на тебя влияет? Одичал там совсем в своей столице, что поздороваться забыл?

– Мне не до шуток сейчас, Давид! – цежу, а сам со злости швыряю стоящую на краю стола кружку в