«Интересно, а что может скрывать Динка. Она ведь совсем ребенок», – удивлялся Северин, но видя мрачное и решительное выражение лица младшей подруги, перестал сомневаться, что у той есть свои секреты.

Арина же казалась расстроенной и очень грустной.

– Плохой сон? – спросил ее Северин и прижал к себе, словно желая спрятать от всех опасностей. – Не переживай – это как бы проверка. Или своеобразное приветствие: «Добро пожаловать, вы на Перуновом острове». Сегодня всех кошмары посетили.

Девушка молча кивнула, но веселее не стала.

В общем, завтрак прошел скомканно. Все чувствовали себя уставшими, словно ночь не восстановила, а, напротив, выпила силы. Ранка на плече Северина все еще болела и не спешила заживать, сочась от каждого резкого движения кровью.

Только Никита казался бодрее остальных, словно ничего его не брало или душа его была столь по-деревенски чиста и наивна, что у хранительницы не нашлось средств испугать или смутить его. А может, дело в том, что он свой, местный. Возможно, испытание лишь для чужаков.

После завтрака приступили к работе, хотя двигалась она гораздо медленнее и печальнее, чем вчера, и к обеду группа настолько вымоталась, что никто не мог уже и пальцем пошевелить.

– Эй, тебе, парень, что, энерджайзер в седалище вставили? – грубовато поинтересовался Семен Николаевич у Никиты, все еще продолжавшего работать.

Тот оглянулся, взглянул на археолога широко распахнутыми по-детски недоумевающими глазами.

– Чего? – переспросил он.

– Да ничего, отдохни уж, – примирительно проговорил археолог, – простота ты деревенская.

День миновал, не принеся особых происшествий. Вечером Северин заметил, что никто, исключая непрошибаемого Никиту, несмотря на усталость, не спешит ложиться спать. Арина и вовсе жалась к нему, словно ища у него защиты, а Семен Николаевич подозрительно молчал, перестав шутить и бахвалиться. Все это ярко свидетельствовало о том, что прошлая ночь произвела впечатление на всех. Интересно, что увидели его друзья? Нет, не интересно – Северин едва заметно покачал головой, – такие вещи лучше не знать.

– Нам повезло, сегодня теплая ночь, – Северин ласково погладил Арину по шелковистым волосам, – хочешь, поспи здесь, возле костра, а я стану держать тебя за руку.

– Хочу! – девушка обрадованно закивала.

– А ведь действительно не холодно, – прогудел Семен Николаевич, – пожалуй-ка тоже лягу здесь. Только, так и быть, за руку меня держать не нужно, – ввернул он шутку, глядя на Северина. Видно, мысль о тепле костра и наличии общества настолько его воодушевила, что к археологу почти вернулось былое чувство юмора.

В итоге ночевать под открытом небом решились все. Только Александра упрямо хотела удалиться в палатку – ну это понятно: она привыкла держать себя, не позволяя даже тени слабости, – но ее удалось отговорить совместными усилиями.

Ночь, как ни странно, прошла спокойно.

Весь следующий день компания провела за раскопками, а к вечеру стало ясно, что открылся еще один культурный слой. Плита казалась такой древней, что было страшно подумать, когда и кто вычертил на ее поверхности странные символы.

– Это алтарь, посвященный Перуну, – объявил Семен Николаевич.

И, словно в подтверждение его слов, сверкнула яркая молния, с небольшим запозданием сопровождающаяся оглушительным раскатом грома.

– Символично, – заметил Глеб. – Похоже, мы нашли-таки то, что искали.

Небо стремительно темнело, словно кто-то невидимой всевластной рукой задергивал плотные шторы из свинцовых туч.

Северин, вонзив лопату в землю, отер со лба пот. Сердце стучало о ребра испуганной птицей. Тревогой, казалось, был пропитан весь неподвижный воздух. Наверное, это просто предчувствие грозы, но ему хотелось выть, запрокинув лицо к темному небу.

Глеб приложил ладонь к искореженной поверхности алтарной плиты и вздрогнул. На миг парень увидел другую грозу – когда, казалось, сами небеса грозят обрушиться на жалкую горстку жмущихся друг к другу людей, темные капли старческой густой крови и услышал хриплый, сорванный голос, извергающий проклятия:

– Прокляты будьте, собаки, забывшие свои корни! Не будет вам милости от богов! Будете вы страдать и рвать друг друга, как голодные псы! Не знать вам вовек покоя! Будьте же вы прокляты!

Этот крик отозвался в голове Глеба такой мучительной болью, что парень пошатнулся и оперся на стену ямы, чтобы удержаться на ногах.

– Сейчас ливанет! – прорычал тем временем руководитель экспедиции, пытаясь перекричать очередной судорожный приступ грома. – Надо бы закрыть чем-то яму, а то вмиг затопит!

Словно дожидаясь этой команды, первая тяжелая капля упала Северину на лоб, скользнула к углу глаза, а оттуда, должно быть, считая себя слезой, скатилась по щеке.

– Сегодня четверг, Перунов день. И гроза… Может быть, нужно закончить начатое и поднять плиту? – спросил Глеб, хмурясь.

Археолог покачал головой.

– Говорю же: затопит! – раздраженно ответил он. – Все, вылезаем, надо яму получше накрыть.

Они стали выбираться из ямы, но обычно ловкий, Северин вдруг поскользнулся и упал, приложившись головой о плиту. Мелькнула ослепительная вспышка молнии, и он вдруг опять оказался в знакомом уже черно-белом негативном мире.

Качали ветвями белые деревья, но не было слышно ни единого звука. Северин в этот раз отчего-то не боялся – он знал, что никто и ничто не посмеет тронуть его, пришедшего теперь по приглашению.

Та же женщина, что пугала его в прошлый раз, бесшумно появившись среди деревьев, склонилась в низком поклоне. Но Северин уже не смотрел на нее, потому что навстречу ему шел старик – невысокий, крепкий, с густой седой бородой и суровым, изборожденным многими морщинами, лицом.

– Ну здравствуй, здравствуй, родич, – услышал парень голос, раздававшийся, кажется, в его собственной голове.

– Почему ты называешь меня родичем? – немного робея, ответил парень, уже догадываясь, что видит перед собой великого бога.

– Как же ты мне не родич, если в тебе – кровь моего брата Велеса? – спросил старик, так и не разомкнув уст. – Крови той всего-то капля, но и того достаточно, больше смертному и не вынести.

– Я потомок Велеса?

Вот, действительно, странная новость.

– Ты, кто же еще. Потому и далась тебе Велесова книга, потому и склонился перед тобой ее хранитель.

– Но… тогда… – он хотел спросить о своих настоящих родителях, но не успел – старый бог покачал головой, и вопрос стал ненужным – нет их уже в яви, перешли в темное царство нави – мира мертвых. Это осознание наполнило душу болью.

– Ты последний, волчонок, – словно бы усмехнулся старик.