— Как хотите, — махнул рукой Костя. — Я умываю руки.

— А мы умываем Борю, — сказал Жора и окатил здоровяка водой из алюминиевого чайника.

Здоровяк застонал и открыл глаза.

— Здравствуй, Боря, — нежно приветствовали его Железные Яйца. И ласково потрепали по пухлой щеке.

в которой Жора Железные Яйца и Серёга Степцов исполняют танец маленьких блатарей

22 апреля, Мокрый Паханск, от полудня до часу дня

— ВЫ КТО? — простонал Боря и звякнул наручниками.

— Они сговорились! — возмутился убоповец Жора, повернувшись к Серёге Степцову. — Кто да кто… Что, мало в русском языке других красивых слов? Например, люля-кебаб.

— Мы те, кого никто не любит, — пояснил громиле Серёга.

— Менты? — догадался Боря.

Два опера многозначительно переглянулись. Их проказливые глазёнки радостно вспыхнули, словно у кота и лисы, поймавших на большой дороге деревянного Буратину.

— Если бы… — печально протянул Серёга. — Менты потом приедут. С труповозкой.

Боря на труповозку не среагировал. Но закурить попросил.

— Вы, пацаны, попутали чего-то, — хрипло сказал он, с удовольствием сделав затяжку и выпустив дым в потолок, покрытый грязно-коричневыми проплешинами — следами постоянных потопов. — Я вас знать не знаю. Какие у нас могут быть тёрки?

— А мы сейчас познакомимся, — поправил это дело Серёга и достал из висевшей на стуле огромной курки потрёпанный паспорт. — Аккуратнее надо с документами обращаться, гражданин… — Он раскрыл книжицу и глянул внутрь. — Гражданин Грачёв Борис Михайлович. Таак… И откуда мы прибыли? А прибыли мы из столицы нашей по-прежнему необъятной Родины. Ещё один большой минус.

— Почему минус? — удивился Боря.

— Потому что не плюс, — подключился к задушевной беседе Жора. — В тех местах, где прошла большая часть нашей сознательной жизни, москвичей шибко не любят.

— Ничего не понимаю… — поморщился Боря Грач, тронул свой лоб и охнул. — Какие ещё места? Кончайте загадки загадывать, у меня и так голова раскалывается.

— Догадайся с трёх раз, — предложил Жора.

Он скинул куртку, высветив своего «макара» в кобуре под мышкой, закатил рукав чёрного свитера грубой вязки, а следом — и рукав клетчатой зелёной рубашки. На правом предплечье Жоры красовалась синяя наколка — восьмиугольная морская «роза ветров».

Боря догадался с первого раза. Такие звёзды любят носить на зоне уголовники, которые называют себя «чёрными», «правильными», а начальство их — «отрицаловом». Короче, жулики по жизни. Называются эти звёзды у блатных «воровскими». Когда-то давно только «законным ворам» разрешалось бить себе столь высокие знаки отличия на плечах ближе к ключицам и на коленях. Звёзды на плечах означали — «никогда не надену погон» (ворам понятия запрещали брать в руки оружие из рук власти, поэтому в армии они служить категорически отказывались), а на коленях — «никогда не встану на колени перед ментами».

Что касается Жориной звезды, то за «колючкой» он срока, конечно, не мотал. «Розу ветров» он наколол на предплечье, когда трубил три года в сто девяносто седьмой бригаде Черноморского флота на десантном корабле «Азов». Но так уж пошло, что испокон веку у жуликов и моряков существует множество одинаковых «росписей» на теле. Оно и понятно: в старые времена на корабли в портах охотно набирали любителей весёлой жизни, среди которых значительную часть составляли уголовники. Вот и захлестнула солёным ветром морская романтика бродяжьи и босяцкие души.

Наколка Жоры Железные Яйца произвела большое впечатление на Борю, хотя и набита была не на традиционном «жульманском» месте. Но Боря «сидельцем» не был и в таких тонкостях не разбирался. Однако о «воровских звёздах» представление имел.

— Так вы блатные, — догадался он.

— Не блатные, а правильные, — поправил его Серёга. — Блатные — это те, у кого пальцы веером, сопли пузырями.

— Ну, допустим, — буркнул Боря. — А что вы против москвичей имеете?

— А у нас на командировках так уж повелось, — охотно пояснила Жора. — Что ни московский, то козёл, что ни питерский, то пидор.

Эту и другие обидные присказки о москвичах и питерцах Жора с Серёгой приобрели в процессе общения с множеством уркаганов, прошедших через заботливые оперские руки. В местах лишения свободы действительно не любят жителей Москвы и Петербурга. Давно так повелось. Ещё в ГУЛАГе существовало негласное деление воров по «ступеням». Сибирские воры считались самыми уважаемыми. За ними следовали ростовские, а московские стояли в самом низу.

Не жалуют москвичей и по сей день — как на зонах, так и в армии. Сказывается традиционное неприязненное отношение россиян к уроженцам столицы: любят «столичные» порою подчеркнуть свою «исключительность». Возможно, это объясняется психологией москвичей. И когда они попадают с этой психологией в тяжёлые условия, которые испытывают их «на излом», многие часто не выдерживают.

Даже от московитян, которые считают себя «правильными пацанами», нередко приходится слышать, что их земляки — самая пакостная публика на зоне. Что такое москвич в понимании арестанта? Это человек, который стремится занять тёплое, удобное местечко. Это люди, которые ломаются и начинают стучать операм. Те, кто зажимает хавчик и жрёт его ночью под подушкой. Наверняка подобное обобщение несправедливо. Но такова уж молва народная.

Здоровое сердце Бори болезненно сжалось в предчувствии чего-то нехорошего.

— Пить дайте, — попросил он непрошеных гостей.

— Последнее желание приговорённого — закон, — согласно кивнул Серёга и плеснул в керамическую чашку, бездарно расписанную под Гжель, тёплой минералки из пластиковой бутылки.

Боря пил и судорожно пытался привести мысли в порядок. Вроде выходило, что незнакомые пацаны — из блатных (или, если угодно, из «правильных»). С блатными Грач сталкивался не часто, он всё больше цивилизованно бандитствовал. Ну, было несколько «стрел». Публика пёстрая, есть такие, что пальцы гнут, а встречаются суровые экземпляры, без эмоций на роже. Просто валят и сгребают. Да, неприятная ситуация. Неужели Аркаша Деловой стравил его и Исая с жуликами?

Да-да, это был тот самый Боря Грач, который вместе с Серёгой Исаем сопровождал шпиона Лоусона на встречу с климским химиком. Тот самый, которого заподозрили вместе с его дружком в чёрном предательстве интересов главы «Русского мира» Аркадия Игоревича Драбкина и чуть было не кончили в уютном звуконепроницаемом подвале. Тот самый, который рвался расправиться с «топтунами» Аркаши Делового, упустившими ловкого Джонни. Короче, это был Боря Грач.

Серёга Степцов с удовольствием читал физиономию Бори, как журнал «Весёлые картинки». Дебют партии разворачивался в пользу оперов.

— Ну что, молодой и красивый, будем говорить или глазки строить? — задушевно спросил Серёга здоровяка.