Куда сильнее меня порадовал изогнутый меч, торжественно прикреплённый Ванхи к поясу.

— А не наоборот? — удивилась я, когда он повесил меч так, что концы его смотрели вниз, а не наверх, как в арабских сказках.

— Нет, господин, — удивился евнух.

Я погладила рукоять и решила, что какого чёрта — пусть висит как хочет, лишь бы вынимался без труда.

— А деньги?

— Господин, прошу позволить нести кошелёк мне. — Ванхи показал кожаный мешочек, в котором что-то сухо звякнуло.

Мне не слишком понравилась эта идея — вдруг я потеряюсь и останусь совсем без денег? Но резон у Ванхи был: с меня этот мешочек срежут моментально, пока буду по сторонам глазеть. Да и, подозреваю, не пристало благородному господину самому деньги считать.

Но нос я внутрь сунула. В мешочке оказались три отделения: одно с серебряными монетами, мелкими и тонкими, как блёстки; второе с золотыми, дырявыми посередине; а в третьем были золотые слитки, похожие на лодки-оригами с бугром мачты в центре.

— И… это много?

Ванхи смотрел так, словно хотел сказать: «Вам хватит», но ответил, конечно, вежливее:

— Господин желает купить что-то драгоценное? Если так, то я пошлю слугу во дворец…

— Не желаю.

Самое большое разочарование ждало меня у дворцовых стен. Нет, нас не поймали — нас просто спокойно выпустили. То есть мы прошли через одни ворота, потом другие и, наконец, третьи. И всё. Я-то думала, сейчас по деревьям придётся лазать, как в фильмах, через стены перепрыгивать. А тут… так. Разочарование!

Со мной отправились только трое телохранителей, остальные семеро тоже были рядом, но не на виду. Так мне сказали, и я согласилась. Отряд в двенадцать человек точно привлечёт внимание, а зачем оно мне?

Но стены были единственным разочарованием — за ними шумел настоящий, яркий, живой город. Я шагнула за ворота, а мне показалось, что иду навстречу прибою — так вокруг всё рокотало… и восхищало.

Запретным городом здесь называют дворец императора, и он действительно столь огромен, что похож на город. Упорядоченный, полный правил, тишины и роскоши. Настоящая столица оказалась совсем другой.

Она тонула в зелени и в розовых лепестках. Эти лепестки летели, как у нас в июне летит тополиный пух — точно снег. Только снег здесь был ароматным и розоватым, как сахарная вата.

Сразу у стен дворца располагался рынок — торговали в основном сладостями. Мёд, сладкие лепёшки, бруски мяса в соусе и всякое такое. Я цапнула лепёшку в цветочном сиропе и, обжигаясь, тут же её умяла, пока Ванхи платил.

— Господин, она же могла быть отравлена, — тихо простонал кто-то из телохранителей, а Ванхи тревожно закивал головой, как болванчик.

— Ну, жнафит, скофо окофурюсь и умфу щафлифым, — фыркнула я и приказала купить мне ещё лепёшку. Вкуснющая штука!

Здесь меня не замечали. За воротами дворца гуляло много таких молодых придворных в сопровождение одного-двух слуг, и никто не смотрел на них с благоговением, никто не падал перед ними ниц.

Мне это очень понравилось…

Прямой наводкой я нашла торговый ряд, где продавали шёлк и тоскливо стала переминаться с ноги на ногу у розового свёртка. Он был цвета раннего заката… Или этих вишен, аромат которых стоял в воздухе.

— Господин, желаете прислать его в подарок? — наклонился ко мне Ванхи. — Но для императрицы он слишком дёшев…

Я хотела его себе, но понимала, что нельзя. Я же принц, мне нужен образ несгибаемого… клинка, а не сладкой блондинки. Интересно, была я такой в прошлой жизни?

От шёлка пришлось отказаться. Я сунула нос в оружейные ряды, но все эти железки меня не восхищали — зато у телохранителей глаза загорелись. Только потому я прошлась там, всё изучила, заметила, у какой палатки ребята хотят задержаться, а потом заставила Ванхи купить три коротких меча. Простые на вид, но евнух сокрушался: ах, дорого! Особенно, когда я отдала мечи телохранителям.

Вместо благодарности они сказали:

— Господин, если это подкуп, то вы зря тратите время.

— Это подарок, и вы меня сейчас обидели, — ответила я, но мечи забирать, конечно, не стала.

Не спорю, мне и правда было любопытно, можно ли их подкупить. Хорошо, что нельзя — если бы у меня получилось, другие тоже бы смогли, а значит, я была бы в опасности.

На мосту через реку играл на бамбуковой флейте юноша, почти мальчик. Он сидел на широких деревянных перилах, и его лёгкие одежды гладил ветер, а рядом, внизу по воде плыли пузатые фонарики из бумаги. Это было очень красиво… Я остановилась и долго смотрела, чувствуя блаженный покой. В кои-то веки мне было хорошо.

А потом в мелодию флейты ворвался барабан, и волшебство как рукой сняло.

— Актёры, господин, на торговой площади, — скривился Ванхи. — Вам вряд ли понравится, они слишком просты…

— Откуда тебе знать, что мне нравится, а что нет, — огрызнулась я и направилась на звук к той самой площади.

Ванхи был прав: это действительно были уличные актёры, из музыкальных инструментов у них имелся только барабан, одежда — какие-то странные, вычурные тряпки, нелепые и грязные. И шутки ниже пояса. К тому же, такими откровенными танцы не были даже в гареме принца…

Но зрители были довольны, швыряли в них монеты, и я было собралась уйти…

Когда на площадь за верёвку выволокли ребёнка. Мальчика не старше десяти лет. Ушастого — в смысле, уши у него были звериные, треугольные и пушистые. Я сначала подумала: наконец-то нормальный грим. Но мальчик лежал, свернувшись в клубок, поджав под себя пушистый лисий хвост. А толпа радостно гудела.

Актёр, наматывавший конец верёвки на запястье, весело объявил, что смотреть на это чудо можно бесплатно, а если пнуть хотите — то только за деньги. И желающие, как ни странно, тут же нашлись.

— Это что? — оторопело выдохнула я. — Зачем бить ребёнка?

— Так это ёкай, господин, — весело откликнулся Ванхи, с любопытством наблюдавший. — Он не человек.

Значит, можно бить? Я сделала себе пометку узнать про этих «ёкаев» побольше и отпрянула, когда толпа подалась к актёру с мальчишкой.

Смотреть на это не хотелось.

И только за поворотом, у торговых рядов, до меня дошло. Ёкай или нет, он беззащитный ребёнок. А я спокойно ушла?

Можно было оправдывать себя, что там толпа, и вставать на её пути глупо. Но я вдруг поняла: я не была такой раньше. Этот чёртов дворец, змеиная яма — он делает меня чёрствой, жестокой. Теперь я буду спокойно смотреть, как убивают — и ничего не сделаю?

Он же, чёрт возьми, ребёнок. Что со мной не так?

— Ванхи, этого ёкая можно купить?

— Что? Господин, зачем?.. Нет, его хозяин вряд ли согласится…

Это я поняла, когда мы вернулись. На мальчишку наступали уже всей толпой, и меня от одного их вида пробрало, а уж каково ребёнку…