Анжелика тяжело вздохнула.

— Я все прекрасно понимаю.

— Знаешь, мы живем в мире, который не учит нас беречь то, что мы имеем. Обнаружив дырочку на свитере, мы не чиним его, как когда-то сделали бы наши матери, а без сожаления выбрасываем и покупаем новый. Если мы хотим чего-то, чего не можем себе позволить прямо сейчас, мы понимаем, что в любом случае купим это, в кредит или заплатив позже, и знаешь почему? Мы думаем, что заслуживаем все, что у нас есть. Мы считаем, что наше счастье — это право, подобное праву существовать на этой планете. Мы поколение, которое привыкло жить только ради себя, и все подчинено тому, как бы сделать самих себя счастливыми. Поэтому мы запросто можем возжелать мужа другой женщины, на которого, как нам кажется, имеем полное право, поскольку наше счастье первостепенно. Но Бог запрещает строить свое счастье на несчастье других. В нашем мире больше не осталось чувства долга и ответственности, и я понимаю, что говорю, как моя бабушка, однако она была мудрее, чем мы. Она давала обещания Богу и выполняла их, независимо от того, была она счастлива или нет. Люди тогда больше думали не об удовлетворении своего эгоизма, а о необходимости нести ответственность за свой выбор и о чувстве долга. Я не собираюсь читать тебе проповедь, но совершенно ясно, что ты счастлива с Оливье. Конечно же, с ним нелегко, но когда он в настроении, он заставляет тебя смеяться, и ты любишь его. Ты действительно считаешь, что имеешь право крутить роман с мужем другой женщины? Ты в самом деле полагаешь, что Оливье заслуживает того, чтобы стать рогоносцем? Ты уверена, что твое счастье более ценно, чем счастье Джоэ и Изабель, и что ты имеешь право заводить роман на стороне, какими бы ни были последствия? — Она вздохнула и отпила немного капучино, пока Анжелика с жалким видом смотрела в чашку. — Эгоизм — самая страшная болезнь нашего времени. Существует безумная идея о том, что мы якобы имеем Богом данное право быть все время счастливыми, а если мы не являемся таковыми, значит, что-то неправильно, — но черт возьми, это не наша вина!

— Ух ты! Да тебе следует баллотироваться в президенты!

— Я всегда была сильна в ораторском искусстве.

— И всегда говоришь правду в глаза.

— Просто я не желаю быть человеком, который скажет тебе все, как оно есть, тогда, когда будет слишком поздно. К тому моменту, когда все яйца в корзине будут разбиты — а это такие прекрасные яйца!

— Обещаю, тебе не придется этого делать.

«Это ты мудрая Сейдж, а не я», — печально подумала Анжелика.

— Это тебе следует написать книгу.

— Конечно же, мне следует написать какую-нибудь чертову книгу, однако я не могу писать как ты. У меня, к сожалению, нет таланта. Кроме того, с какой стати делиться своей мудростью с остальной частью человечества? Люди еще не созрели, чтобы понять меня!

Кандейс подвезла Анжелику до школы. Джоэ и Изабель выскочили наружу, словно веселые щенки, и оплели ручонками свою мать. Кандейс с любовью поцеловала Анжелику.

— Желаю тебе хорошего Рождества, — сказала она, посмотрев на нее сочувствующим взглядом.

— Со мной все будет в порядке. Празднование Рождества с моими ужасными родителями. Новогодние праздники в Провансе в обществе отвратительных мамы и сестер Оливье. Из-за плохой связи до меня не дойдет ни одно поздравительное сообщение. Не будет теплого Карибского моря, чтобы забыться в его волнах. Но я буду в порядке. У меня ведь прочная британская закалка.

— Ну тогда поезжай, — сказала Кандейс, улыбаясь. — И пусть тебя поддерживает чувство юмора.

— Если я не могу плакать, я, возможно, с таким же успехом посмеюсь.

— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.

— Обязательно. — Анжелика пристально посмотрела на Кандейс. — Спасибо тебе.

— Не стоит благодарности. Ведь для этого и существуют друзья.

Анжелика с облегчением вздохнула, когда наконец-то начались рождественские каникулы. Она, как правило, не работала над книгой, когда дети были дома, поэтому у нее появился отличный предлог не подходить пока к письменному столу. Правда, Клаудия была шокирована. Анжелика начала работать над романом, однако то, что ей удалось написать, совершенно никуда не годилось. Тем не менее ее книги в мягком переплете продавались хорошо, и она также получила несколько экземпляров «Шелкового змея». На обложке красовалась великолепная рептилия с ярко-красными глазами и зеленым раздвоенным языком. Анжелика незамедлительно отправила одну книгу Джеку.

В канун Рождества Анжелика и Оливье поехали в Норфолк, чтобы провести там пару дней с ее родителями и сестрой. Анжелика каждый раз отказывалась ехать домой, однако возвращалась туда из года в год из чувства долга и совершенно неуместной жалости.

Она начала волноваться, как только они выехали из города.

Энджи и Денни Гарнер жили в унылом сером доме на краю такого же безрадостного устья реки. Они приобрели это жилище в 60-х годах, когда Денни, который с радостью поселился бы в графстве Глостер, смог позволить себе лишь большой дом в немодном уголке Норфолка. Энджи мечтала пополнить ряды представителей той чарующей группы людей, которые проводили ночи напролет, танцуя в «Парижском кафе». Однако вместо этого ей пришлось довольствоваться вечеринками, которые устраивал ее муж в Фентон Холле и на которых никто не стеснялся переспать с женой своего друга.

На такие мероприятия Энджи обычно надевала короткие платья от Биба и пальто из искусственной шерсти, приобретенное на Карнеби-стрит, и прыгала, как зайчиха, по мужским коленям, держа в одной руке бокал дешевого шампанского, а в другой — сигарету с марихуаной. Тогда ее русые волосы были собраны наверх — в этакую шапку, напоминающую улей, губы намазаны очень светлой помадой, веки казались тяжелыми из-за теней и накладных ресниц.

В молодости Энджи была красива приторной красотой. Теперь же из-за чрезмерного употребления алкоголя и марихуаны ее лицо стало одутловатым, хотя волосы по-прежнему были собраны в прическу а ля Бабетта и окрашены в отталкивающий оранжевый цвет, который, впрочем, прекрасно гармонировал с ее кожей такого же оттенка. В то время как жена раздавалась вширь, Денни оставался таким же стройным, как в годы своей молодости, лишь его длинные волосы, собранные в изрядно поредевший конский хвост, заметно поседели.

Энджи, пошатываясь, ходила по дому, обставленному неудачно подобранной мебелью, в шелковом халате и брюках-клеш, а Денни — в облегающих штанах с высокой линией талии и цветастых с большим воротником рубашках, которые он никогда не застегивал, демонстрируя узкую грудь и золотые цепи. Супруги по-прежнему устраивали свинговые вечеринки, на которых под воздействием марихуаны каждый хотел только одного — секса.

Анжелика стеснялась своих родителей. Она скорее бы умерла, чем согласилась представить их своим знакомым в Лондоне. Оливье же находил их забавными и никак не мог понять, почему они вызывают такой ужас у его жены.

— Тебе не довелось расти с ними, — объясняла Анжелика. — Я, бывало, пряталась в своей комнате и на всю катушку врубала музыку, только бы не слышать разговоры людей, собравшихся внизу. То, что было приемлемо в те времена, когда они были подростками, выглядело нелепо, когда они становились старше. Мне неприятно было думать о своей матери как о женщине, которая спала с другими мужчинами. Я просто хотела, чтобы мои родители были нормальными, такими же, как все.