Он стал скромным рядовым Народной революционной армии. Человек, сидевший в парижских кафе и однажды встретившийся с великими Сартром и де Бовуаром в «Де Магго» в Четырнадцатом округе, майор армии Республики Южного Вьетнама, стал непритязательным рядовым, таскавшим на себе снаряжение и не стремившимся ни к чему, кроме выполнения своего долга перед родиной и будущим и душевного очищения, но его дарования всегда выдавали его.

Он всегда был лучшим среди остальных солдат и поэтому рос в служебном отношении, не прилагая к тому никаких усилий и не питая ни малейшей амбиции: через два года, после многочисленных стычек с противником на западе и на юге, он был зачислен на офицерские курсы и прошел шестимесячную переподготовку в лагере поблизости от Ханоя, где выдержал поистине варварское отношение к себе и прошел искупление для дальнейшей революционной борьбы. И все это только ожесточило его и ожесточало все сильнее на протяжении последовавшей затем десятилетней войны.

Сейчас он чувствовал, что устал. Он находился на войне с 1950 года; двадцать два года непрерывной войны. Впрочем, она уже почти закончилась. И впрямь, оставался только лагерь по имени «Аризона», и между полковником и лагерем не стояло ничего, никакой воинской части, никаких самолетов, никакой артиллерии. Он сокрушит этот лагерь. Ничто не в состоянии остановить его.

Во сне он получил прекрасный пас от боковой линии, и, когда рванулся вперед, в сторону зачетного поля соперников, все блокирующие преотличнейшим образом посбивали своих противников с ног и защитники повалились, как кегли, открыв свободные проходы до самого конца зоны. Это было нечто наподобие геометрического построения или, по крайней мере, физической проблемы, сведенной к абстрактной формулировке, нечто очень приятное и далекое от действительности, которая заключалась в том, что ты бежал, движимый исключительно инстинктом, и совершенно не помнил подробностей того, что происходило с тобой во время прорыва. Он все-таки прорвался в зачетное поле, люди приветствовали его, и это было так тепло и хорошо. Джулия обнимала его. Его отец тоже был там и плакал от радости. Там был еще и Триг, неистово подпрыгивавший на месте, а рядом с ним точно так же подскакивал и сержант Боб Ли Суэггер, бог среди снайперов, воплощение нелепой радости; он выделывал пируэты, весь увешанный оружием и одетый в свой пестрый грязный камуфляж.

Это был такой отличный сон. Это был самый лучший, самый счастливый, самый прекрасный сон из всех, какие ему когда-либо приходилось видеть, и вот он рассеялся, как это всегда бывает с подобными вещами, подчиняясь непреклонному нажиму чьей-то руки, потряхивавшей его за плечо; на смену сну пришло ошарашивающее понимание того, что находишься не там, а здесь.

– А?

– Пора за работу, Свинина.

Донни заморгал, вдохнул влажный запах джунглей, влажный запах дождя и почувствовал влажный холод. Суэггер уже отвернулся от него и занялся своими загадочными приготовлениями.

Рассвет прибыл в виде чуть различимого светового пятна, показавшегося над горами с другой стороны долины.

Как ни странно, в этом слабом пятичасовом свете окружающий ландшафт казался очень даже красивым: клубы тумана стелились по влажной земле в долинах, прогалинах и ущельях, плотно окутывали деревья, и хотя дождь на время утих, он, несомненно, должен был очень скоро начаться заново, так как было видно, что нависавшие над самой землей облака разбухли от влаги. И все равно окружающее казалось таким тихим, таким спокойным, таким древним.

– Шевелись, – прошептал Суэггер в самое ухо Донни Фенну.

Донни встряхнул головой, отгоняя сон, отодвинул видение Джулии в сторону и вернулся к своему насущному бытию. Он находился в густом лесу на склоне холма над долиной Анлок, неподалеку от границы с Лаосом и совсем рядом с Кхамдуком. Впереди ждал еще один дождливый день, и погода не обещала перемен, так что авиация работать не будет.

– Нам нужно спуститься пониже, – сказал Боб. – Отсюда стрелять совершенно невозможно.

На сей раз сержант повесил автомат М-3 за спину, а в руках нес снайперскую винтовку М-40, неуклюжий «ремингтон» с толстым дулом и массивным деревянным прикладом уныло-коричневого цвета. Ружье было снабжено оптическим прицелом «Редфилд». Оружейники Корпуса морской пехоты немало потрудились над оружием: подвижный ствол ходил идеально свободно, стебель затвора не имел ни малейшего люфта, деревянные части тщательнейшим образом подогнаны под механизм, все болты затянуты не сильнее и не слабее, чем это нужно для безотказной стрельбы, и все равно винтовка нисколько не походила на те изящные карабины, с которыми солдаты почетного караула так грациозно выполняют ружейные приемы: она была сделана только для эффективной работы, а никак не для красоты.

Боб мазал лицо жирным красящим кремом, и из-под обвисших полей его тропической панамы виднелась прямо-таки гнусная рожа; он казался существом, выскочившим из чьих-то отвратительных ночных кошмаров, каким-то атавистическим порождением воинственных обитателей древних джунглей, обвешанным пистолетами и гранатами. Он густо намазал себе все лицо, так что даже белки глаз каким-то образом потускнели.

– Вот, давай раскрашивай свой портрет, и мы выходим, – сказал он, протягивая тюбик с камуфляжным кремом.

Донни поспешно вымазал себе лицо, поднял с земли М-14 и немыслимо тяжелую рацию РКС-77, своего главного и самого настоящего врага, и, крадучись, двинулся вниз по склону рядом с Бобом.

Казалось, что они погрузились в облака, словно ангелы, снисходящие на землю. Туман не поднимался и не расползался клочьями, а цеплялся за почву долины, как будто намереваясь еще больше сгуститься и покрыть землю слоем эмали. Никакому солнцу не было под силу разогнать его, уж по крайней мере сегодня.

Время от времени раздавались крики каких-то, судя по голосу, крупных лесных птиц, то и дело из густого подлеска доносились шорохи, выдававшие присутствие невидимых животных, а вот о присутствии человека не говорило ничего, не было слышно никаких металлических звуков, не замечалось ничего упорядоченного. Донни смотрел налево, Боб смотрел направо. Они двигались очень медленно, неестественно медленно, тщательно выбирая дорогу, пока в конце концов не оказались почти на дне долины, заросшей невысокой – всего лишь по пояс – травой, а посреди долины извивалась широкая тропа, вытоптанная не то людьми, не то буйволами, не то слонами, не то еще невесть кем.

И наконец-то издалека донеслись какие-то неестественные звуки. Донни в первый момент не понял, что это такое, но потом до него дошло: этот шум могли издавать только люди – ничего определенного, никаких разговоров в нарушение дисциплины, звуки дыхания, движения, издаваемые человеческим стадом. Это был 3-й батальон, все еще находившийся на расстоянии в несколько сотен метров, настроившийся на то, чтобы совершить последний форсированный переход в шесть или чуть побольше километров и оказаться возле базы, ожидавшей их нападения.

Боб поднял руку, приказывая остановиться.

– Ну вот, – сказал он, – все в сборе. Ты знаешь координаты?