людей своего времени. Его годовой доход составлял 60 000 дукатов. Главным источником богатства была торговля русским мехом. Монополия на этот род деятельности была дарована ему султаном. Кантакузин в одиночку мог профинансировать снаряжение 60 галер османского флота. Но несмотря на его полную лояльность, такое могущество вызывало опасения. И в конце 1578 года, по сфабрикованному обвинению Михаил был арестован и казнен. Все его имущество турки кофисковали.

Другой «олигарх» Иоанн Караджа, человек куда более скромного происхождения, сколотил огромное состояние на поставках провизии для османской армии. Эту привилегию унаследовал его пасынок Скарлатос, который превзошел своим богатством даже рекорд Михаила Кантакузина. Впрочем, конец его был столь же печален. Янычары убили его в 1630 году. Правда, на этот раз конфискации не последовало. И потомки Скарлатоса унаследовали его состояние.

Постепенно фанариоты начинают проникать и в управленческую структуру османской империи. Поначалу довольно окольными путями. Панайотис Никуссиос Мамонас получил медицинское образование в Падуе, после чего вернулся в Константинополь, где обратил на себя внимание великого визиря, албанца по происхождению, Ахмета Кюпрюлю. Со временем, последний оценил не только врачебную квалификацию доктора Панайотиса, но и его знание языков.

Поскольку османы считали тогда ниже своего достоинства учить языки «неверных», они остро нуждались в квалифицированных переводчиках – драгоманах. В 1669 году великий визирь специально для Панайотиса создает пост великого драгомана – главного переводчика и, фактически министра иностранных дел. На этом посту он получает даже право отрастить бороду. В Османской империи христианам-мирянам это было запрещено. Также ему было позволено ездить на коне, да еще и в сопровождении четырех телохранителей.

Кроме того, создается пост драгомана флота, который также занимают фанариоты. А поскольку командующий морскими силами, фактически управлял всеми островами, входившими в состав империи, то его драгоман также был человеком весьма влиятельным.

Следующим этапом наращивания фанариотами власти и влияния становится обретение ими территориального плацдарма. Таковым становятся Дунайские княжества – Молдавия и Валахия. Они формально не входили в состав империи, но находились от нее в жесткой вассальной зависимости. Правителей этих земель назначал султан. Сначала фанариоты входят в состав местной знати, через браки с представительницами валашской аристократии. А через какое-то время, греческие кланы становятся поставщиками правителей для этих земель. Султан доверял им, как гарантам против румынского сепаратизма.

А между тем, мечтой фанариотов было не просто наращивать власть и богатство. Они рассчитывали со временем, по мере дряхления Османской империи, перехватить в ней власть у турок и фактически возродить Византию. Однако, такой путь выбрали не все из них. Александр Ипсиланти, потомок фанариотских правителей Дунайских княжеств, встает во главе вооруженных сил тайного общества, которое планировало совсем другой сценарий.

В 1814 году в Одессе было основано «Филики́ этери́я» (греч. Φιλική Ἑταιρεία – «общество друзей»). Структуру организация имела вполне масонскую – несколько степеней посвящения. Целью своей ставило создание независимого греческого государства. Общество быстро растет. Его последователи появляются и в Дунайских княжествах, и, собственно, в Греции (особенно на Пелопоннесе, или, как его именовали со времен Средневековья, Морее), и даже в самом Константинополе.

Александр Ипсиланти был генералом российской армии, участвовал в войне 1812 года и заграничном походе. Был адъютантом императора Александра I. Он и его сподвижники-этеристы рассчитывали на поддержку последнего. Тем более, что министром иностранных дел России в то время был представитель знатного греческого рода Иоанн Каподистрия.

В марте 1821 года отряд Ипсиланти переходит реку Прут – границу Российской империи с Дунайскими княжествами. А через две недели вспыхивает массовое восстание в Морее. Однако никакой поддержки от Александра этеристы не получают. Император, как инициатор и один из основателей Священного союза европейских монархов, не мог одобрить действия революционного, по сути, тайного общества.

Больше того, Константинопольский патриарх Григорий V отлучил от Церкви участников восстания. Впрочем, другого выхода у него не было. Таким образом он стремился спасти греков от массовых репрессий со стороны разъяренного султана. Для последнего это была измена. Он мог обвинить в ней целый народ с соответствующими роковыми последствиями. Свою судьбу патриарх, при этом, предвидел. Судя по всему, он знал о готовящемся восстании. И хотя сам он был сторонником проекта постепенной трансформации Османской империи в Византийскую, разумеется, не мог не сочувствовать и восставшим. При этом, естественно, ответственность за действия этеристов неизбежно ложилась на него, как на главу православного милета, этнарха. И он отказался заблаговременно покинуть Константинополь, зная, что будет казнен…

Историк церкви Иван Соколов писал:

«Особенно важное значение имела для греков ужасная смерть знаменитого патриарха Григория V. Она сделала этого иерарха святым и мучеником в сознании всего народа, заклеймила позором султана, упрочив за ним эпитет «убийцы», уничтожила всякую мысль о примирении греков, пред лицом всего цивилизованного мира оправдала греков в их стремлении низвергнуть ненавистное иго и вообще оказала громадное нравственное влияние на ход дальнейшей борьбы греков. <…> Вождь церкви, вселенский православный патриарх, духовный отец и представитель всего греческого народа, повешенный на воротах патриархии в великий праздник Пасхи, подвергшийся самому бесчестному наказанию, без суда и расследования его дела, – это в глазах греков было событием чрезвычайной важности, было образцом истинного исполнения христианского долга, принесением себя в искупительную жертву за спасение других, мученичеством за веру и отечество. Поэтому кончина Григория V религиозно освятила и нравственно возвысила, в сознании греков, их борьбу с турками, вдохнула в них новые силы, нравственно укрепила и оправдала их подвиги и труды. Сами турки впоследствии были крайне изумлены, когда увидели, что кончина мученика, вместо того чтобы прекратить и подавить восстание, расширила и утвердила его».

Следом были казнены два митрополита и двенадцать епископов. Затем гнев султана обрушился на мирян – великого драгомана Мурусси и его брата. А за ними последовали все главные фанариоты. Так, погиб неовизантийский проект. А за проект независимой Греции, тем временем разворачивалась кровавая борьба.

В битве с многократно превосходящими силами турок отряд Ипсиланти был разгромлен. Сам он скрылся на Австрийскую территорию, где был схвачен и заключен в тюрьму. Его сподвижники продолжали отчаянную борьбу. Георгакис Олимпиос и Янис Формакис со своими соратниками были окружены турками в монастыре Секку. Две недели они держали оборону. Но 23 сентября Формакис и его бойцы, под гарантии сохранения жизни сдались. Олимпиос и одиннадцать его бойцов забаррикадировались на колокольне, и когда турки ворвались на монастырский двор, взорвали себя и врагов. Все сдавшиеся в плен, несмотря на обещания о помиловании, были казнены.

Проблема этеристов была в том, что борьбу греков за независимость не желали поддерживать прочие порабощенные османами народы. И румыны, и сербы, и болгары за годы оккупации возненавидели фанариотов ничуть не меньше, чем самих турок. Ведь, греков они воспринимали тоже как угнетателей на службе османов.

Поэтому основная борьба развернулась в Морее. Там всегда был