Из развязанного мешка донеслось зловещее рычание. Ну хвала богам — кот живой! И категорически отказывается покидать свое убежище. Зверь, видимо, сопротивлялся отчаянно. Ничего, вот вытряхну его — побежит со всех лап. Мне и Варежки больше чем достаточно.

Перевернув мешок, я как следует его потряс, и здоровенный угольно-черный котяра вывалился на крыльцо. Судя по его помятому виду, скрутить зверя удалось только по уважительной причине — у него была сломана передняя лапа. Обломок бело-розовой кости торчал из шерсти, а сама конечность болталась, как тряпочная. Приземлился он неловко, зацепил рану, но даже не мявкнул от боли, а взъерошил шерсть и оскалился, показывая, что готов к бою не на жизнь, а на смерть.

— Ничего себе! Был бы ты здоровым, прогнал бы тебя на все четыре стороны, а так…

Недолго думая набросил на голову кота мешок, подхватил глухо завывший «трофей» (сквозь ткань он укусить меня не мог, но зубами клацал очень выразительно!) и направился в лабораторию. Нет, вовсе не затем, о чем вы подумали! Просто практическую анатомию мы тоже проходили, и вот этот предмет я, как ни странно, знал лучше многих.

Кроме сломанной лапы у зверя имелись и другие повреждения, как свежие, так и застарелые, — видимо, собственного кота черной масти господин Высота Збыга не держал, вот и послал слуг отлавливать какого-нибудь подходящего дикаря. Замотав шарфом орущую морду, я принялся за дело, и, когда два часа спустя наконец покинул лабораторию с «наградой» на руках, котяра выглядел так, словно его не лечили, а ставили над ним бесчеловечные опыты. Рваное ухо, гнойная рана на шее, несколько ссадин от камней, обломанные когти, стертые чуть ли не до мяса подушечки на передних лапах, еще один перелом — на сей раз хвоста… Смирившийся со своей участью зверь полумертвым грузом лежал на вытянутых руках (подальше от моего лица, ага!) и не пытался удрать. Я положил его на коврик у камина, сходил на кухню и принес молока. Поставил около морды:

— На! Раз ты тут немного задержишься, придется тебя кормить. Не вышвыривать же на улицу так сразу? Вот через недельку, когда кости срастутся…

То есть до приезда мэтра Куббика.

Некоторое время кот одним глазом (второй я забинтовал, поскольку под ним была большая ссадина) смотрел на блюдце, а потом вдруг принялся лакать с таким видом, словно его после этого должны были повести на костер и надо было заранее запастись жидкостью.

— М-мур?

В дверях возникла Варежка. С тех пор как ее хозяин уехал, кошка почти не появлялась дома, забегала буквально на минуточку — словно отмечалась, что еще жива.

Я не успел ничего сказать, лакавший кошак застыл как парализованный. Варежка же, дернув хвостом, с гордым видом проследовала к креслу мэтра Куббика и запрыгнула на него, повернувшись к нам спиной и демонстрируя полное презрение.

— Не засматривайся, — предупредил черного зверя. — Ты тут временно.

Кот одарил меня двусмысленным взглядом исподлобья и вернулся к прерванному занятию.

Это было вечером, зарубки я делал всегда в конце дня, как бы знаменуя, что он прошел нормально, а на другое утро меня оторвали от завтрака.

После отъезда мэтра Куббика госпожа Гражина продолжала готовить еду и убираться в гостиной, но делала это кое-как. Нет, ее стряпня не стала хуже, но никто уже не улыбался приветливо, никто не пытался положить добавки и пододвинуть ближе кружку со сбитнем.

В дверь постучали сильно и уверенно, так обычно стучит городская стража. И действительно, на пороге возник лейтенант, тот самый, который заходил в первый день.

— А где мэтр Куббик? — задал он надоевший мне вопрос.

— Я за него. А что?

— Ничего. — Лейтенант и бровью не повел. — Но вы должны проследовать за мной.

— Что, опять нашли странный труп? — Я отодвинул тарелку, глотнул сбитня.

— Можно сказать и так. Вам лучше поторопиться!

Кажется, уже говорил: пора научиться действовать так, словно оказываешь миру одолжение? Мэтр это умел, а его помощник сорвался с места так, что чуть не сбил с ног представителя власти. Что-то подсказывало, что дело может быть серьезным.

Ворота дома, к которому мы подъехали, были закрыты, возле них маячило оцепление из городской стражи. На приличном расстоянии собралась толпа — соседи, прохожие. Люди негромко переговаривались, но все стихли, когда мы с лейтенантом осадили коней у ворот.

Весь путь проделали в молчании, но здесь я попытался кое-что выяснить:

— Что произошло?

— Вы сами увидите, — уклончиво ответили мне. — А мы хотим узнать подробности. Там есть несколько непонятных моментов. Вы должны их прояснить.

С этими словами передо мной распахнули одну створку ворот.

Вступив на утоптанный двор, я огляделся по сторонам. Было утро, но квохтали запертые в курятнике куры. Коровы тут, судя по всему, не имелось — дом стоял ближе к центру городка, где редко кто держал скотину. Кроме кур, поросенка и пары кроликов в таких домах никакой живности не встретишь. Так что не мычала недоенная корова, да и вообще…

— Я не замечаю тут ничего странного.

— А вы в дом пройдите!

Дверь была не заперта. Толкнув ее и переступив порог, я окунулся в омут чужих эмоций и ощущений. Здесь всюду пахло смертью и кровью. Следы были настолько свежие и сильные, что меня чуть не вынесло назад.

— Вот это да!

— Скажите, что здесь произошло. — Лейтенант оказался рядом. Со стороны могло показаться, что он дружески подставил плечо, а на самом деле ненавязчиво перекрывал пути отступления.

Ага, понятно. Надо установить причину смерти. Ну-ка, простейшее концентрационное заклинание…

Обнаженный клинок ножа замерцал, магические руны проступили тонкими ярко-голубыми нитями — верный признак того, что нужные силы приведены в действие. Если их цвет сменится на зеленый, значит, близко нежить. Обычно переход совершается постепенно, так что стоит посматривать на лезвие как можно чаще. Если нежить решит перейти в атаку, решающими окажутся доли секунды.

В сенях, или, по-городскому, прихожей, было относительно чисто, если не считать характерных пятен на полу. Они вели из комнат на крыльцо. Кстати, там тоже виднелись кое-какие пятна… да и на дворе…

Дверь в жилую часть дома оказалась скособоченной — видимо, ее пытались закрыть, отгораживаясь от ломящегося внутрь врага. Но преграду своротили, выдрав засов с мясом. Одна петля тоже была расшатана основательно. Дверь распахнулась от легкого толчка.

Передо мной была большая комната, в которой обычно проходили обеды, а вечерами собиралась вся семья. Одна дверь вела на кухню, а две другие — в спальные комнаты. Дом был устроен по-городскому: в домах так называемого деревенского типа эта комната соединялась с кухней.

Сейчас тут царил жуткий беспорядок. И слепцу было бы ясно, что в комнате шла короткая, но яростная схватка не на жизнь, а на смерть. Опрокинутая мебель, порванные тряпки, пятна крови.