class="p1">Конюшни располагались в старинном здании, сложенном из серого тесаного камня. Булыжник, которым был вымощен главный проход, за долгие годы стерся и ощущался под ногами как гладкий пол. Рядом с ними трусила забавная собачонка, которая вроде бы принадлежала отцу, но демонстрировала преданность племяннице.

И этому псу явно понравилась Феба: он то и дело заглядывал ей в лицо, свесив набок длинный язык и без конца прядая смешными, слишком большими для него ушами, отгоняя мух.

— Я слышу, как лошади стучат копытами, — сказала Феба. — Как думаете, Максимус не узнает, что мы здесь?

Тревельон покачал головой.

— Я никогда не говорил его светлости, откуда родом, — и никто в Лондоне об этом не знает.

Подумав немного, Феба спросила:

— Почему вы скрыли от меня, что мы едем к вам на родину, туда, где прошло ваше детство?

Он смущенно пожал плечами.

— Не подумал, что вас может интересовать семья своего телохранителя.

Феба молчала, пока Тревельон вел ее в глубь здания, где царила прохлада. Все лошади сейчас были на пастбище, и только одно стойло было занято.

— Признаю, было время, когда я не стала бы слушать, вздумайте вы рассказать мне о своей семье, — начала она неуверенно. — Когда вас только назначили моим телохранителем, я вовсе не испытала восторга…

Он усмехнулся, а она продолжила:

— Но с тех пор я узнала вас лучше, и мы теперь с вами друзья, не так ли?

Друзья? Это вряд ли: для него она была не просто друг, а гораздо больше… Она ждала ответа, но он не мог сказать правду, поэтому мягко согласился:

— Да, миледи, мы с вами друзья.

Она подняла голову и улыбнулась, и лицо ее просияло.

— Джейми! — окликнул его старый Оуэн из дальнего стойла. — Мальчик мой, неужто ты? Я чуть в обморок не хлопнулся, когда сам сказал, что ты вернулся!

— Да, Оуэн, это я. — Тревельон переложил трость в левую руку, чтобы правой поздороваться со стариком. — А что там с моим парнем по имени Рид?

На лице старика появилась злорадная ухмылка.

— Послал его на дальнее пастбище. Поглядим, сумеет ли он изловить Дикарку Кейт: пусть испытает свою сноровку. Дикаркой-то ее кличут не просто так.

Тревельон не смог удержаться от смеха.

Старый Оуэн поступил на службу к отцу, когда Джеймс был еще ребенком. Теперь согбенный старик мучился от боли в пояснице и старых ранах, полученных тут же, в конюшне. Редко когда хороший конюх доживал до седых волос, не заработав травму-другую от удара копытом. Однако голубые глаза смотрели все так же проницательно из-под редких седых волос.

— А кто эта прекрасная дама? — спросил старик.

— Миледи, позвольте представить вам Оуэна Поули, лучшего конюха во всем Корнуолле, который посадил меня в седло и был моим первым учителем. Оуэн, а это леди Феба Баттен, которую я должен охранять по долгу службы.

— Рада с вами познакомиться, мистер Поули, — сказала Феба.

— Зовите меня Оуэн, миледи, тут все меня так зовут. И правильно: я так редко слышу собственную фамилию, что могу и не сообразить, кого кличут.

— Значит, Оуэн, — с улыбкой кивнула Феба.

— А этот юноша — Том Поули, — представил старик молодого парня. — Он, значится, приходится мне внучатным племянником, а лет через десять или около того станет хорошим конюхом. — Оуэн расхохотался, но совершенно беззлобно.

Молодой человек покраснел. Жилистый, как и его двоюродный дед, но в отличие от него еще не согбенный, откинув непослушную прядь со лба, он громко поздоровался:

— Миледи!

— Эй, Том, ты что орешь? Миледи не видит, но слышит очень хорошо, — проворчал Оуэн.

Переминаясь с ноги на ногу, Том пробормотал извинения.

— Значит, вы пришли посмотреть нашу королеву? — Оуэн кивком указал на стойло у себя за спиной, где стояла белоснежная кобылка, явно на сносях, и, опустив голову на дверь, с любопытством взирала на людей. — Вот она, наша Джиневра. Самолично купил ее прошлой осенью. Красотка, ничего не скажешь, и ожеребится не сегодня завтра, насколько я понимаю.

Джиневра тихо заржала, будто понимала, что говорят о ней.

— У нее такой красивый голос, — заметила Феба, но лицо ее было грустно.

Тревельон бросил взгляд на старика Оуэна, но и он почему-то опечалился.

— Не желаете ли ее погладить, миледи? Она ласковая, точно ягненок, даю слово.

— Если можно!

— Она прямо перед вами, — сказал Тревельон, снимая ее тонкие пальцы со своего рукава, потом положил их на морду лошади и убрал свою руку.

Феба погладила изящную голову и провела пальцами вниз, к мягкому бархатистому носу. Кобылка с интересом обнюхала ее ладонь, и девушка рассмеялась, оглянувшись на Тревельона.

— Она и вправду красавица!

— Это уж точно, миледи, — сказал старый Оуэн, сияя гордой улыбкой.

— Дайте ей морковки, — предложил Том, подавая Фебе овощ. — Очень уж она ее любит! Тревельон отошел в сторону, наблюдая, как Феба гладит лошадь и разговаривает с ней.

— Она редкая штучка, — заговорщицки прошептал Оуэн. — И красавица, и милашка. Тревельон замер.

— Она сестра герцога, я не ее поля ягода.

— Ага. — Оуэн покачнулся на каблуках. — Думается мне, насчет этого следовало бы сначала спросить у леди.

Феба обернулась в их сторону, и Тревельон мысленно проклял Оуэна с его всепроникающим шепотом.

Но она вроде бы не поняла, о чем они говорили, и попросила:

— Вы покажете мне и других лошадок, капитан Тревельон?

— Разумеется. — Он, хромая, поспешил подойти к ней, чтобы предложить руку.

Удерживая пальцами его рукав, Феба обратилась к конюхам:

— Спасибо, мистер Оуэн, что показали мне свою королеву. И вам, Том, спасибо за морковку.

— Всегда к вашим услугам, миледи, — жизнерадостно воскликнул старик, а Том стал красным, как свекла.

Тревельон повел Фебу к противоположному выходу из конюшни, откуда можно было попасть в небольшой загон, за которым открывалось поле, принадлежащее его отцу. Непосредственно в загоне никого не было, зато в дальнем конце возле плетня, огораживающего пастбище, паслись четыре лошади. Тоби трусил впереди и с важным видом облаивал невозмутимых с виду животных.

— Нам повезло, — сказал Тревельон. — На пастбище возле ограды аж четыре лошади: прямо как деревенские кумушки, которые собрались почесать языками.

Феба рассмеялась и спросила, пока они шли к изгороди:

— Ваша семья всегда разводила лошадей?

— Насколько помнится здешним старожилам, с незапамятных времен.

Она обернула к нему лицо. Легкий ветерок разрумянил щеки девушки, и ему нестерпимо захотелось ее поцеловать, еще раз испытать эту радость жизни.

— Однако вы предпочли сделаться армейским офицером. Почему?

Он отвернулся.

— В то время у меня почти не было выбора.

— Не понимаю…

— А вот и Бесс, — не пожелал он продолжать разговор, протягивая руку к старой кобыле. —