С бокалом вина в руке изучаю меню, а Чинция сдвигает пустые столы. Меню по большей части осталось прежним, все фирменные блюда Джанфранко на месте. Однако все названия блюд Чинция перевела на английский, и некоторые со смешными ошибками.

— Хочешь, исправлю? — спрашиваю ее я, заметив «надомное оливковое масло, пикули и антишоки».

Тальяте Джанфранко по-прежнему в разделе фирменных блюд: обжаренная на гриле говядина из Кьяны, которая подается надрезанной по диагонали, с различными гарнирами. Но появилась и новая ее разновидность — тальята эзотика, описанная как «нарезанный стейк без костей с авокадо и козьим сыром». Чинция рассказывает, как популярен теперь ресторан у иностранцев, хотя, мне казалось, успеха среди флорентийцев вполне достаточно.

Она принесла мне кусок «коричневого пирога», приготовленного местной поварихой. Когда я непонимающе гляжу на нее, она поясняет, что это пирог с канелла — корицей.

— А! Коричный, не коричневый, — поправляю я и удивляюсь, какой он вкусный: с пропиткой и насыщенным коричным вкусом, украшенный толстым слоем крема. Но съедаю лишь немного — сегодня вечером мы ужинаем с Игнацио.

Чинции так и не удается присесть со мной даже на минутку — она настоящая супермама, присматривает и за рестораном, и за сыном и постоянно бегает. Мы едем забирать Тониньо из школы. Надевая другие брюки, Чинция рассказывает о мужчине, с которым встречается, нарочно акцентируя внимание на том, что ее роман начался через продолжительный промежуток времени после расставания с Джанфранко. Меня же мучает чувство, что я так и не узнаю правду: я никому из них не верю. Просто слушаю и понимающе киваю, пока мы едем на ее неповоротливом джипе.

Увидев Тониньо, испытываю смешанные чувства: и потрясение, и грусть. Никто не говорил мне, что он стал таким толстым. Когда мы приходим, он один сидит в пустом классе, а затем с кислым лицом тащится вслед за матерью. Я с ним подчеркнуто весела, но у него скучающий вид; он вертится на месте, и тот факт, что я родом из экзотической Австралии, ничуть не впечатляет его, поэтому мне остается лишь сдерживать неприязнь. И это ребенок Джанфранко! Плод его союза с Чинцией! Украдкой пытаюсь найти хоть каплю сходства с отцом за складками жира, в холодных щелочках глаз. Я сижу на заднем сиденье и слушаю их разговор: Чинция пытается умаслить капризного Тониньо своим жемчужным голоском; она нежна с ним, как с возлюбленным.

В Сан-Кашьяно она поддается уговорам Тониньо, и они идут повидаться с его папой. Мы оставляем машину и идем пешком, задержавшись у лавки зеленщика, чтобы купить вишен. Мне вдруг хочется сфотографировать Тониньо с вишней, и я прошу его попозировать мне. Он смущенно принимает позу — послушный, доверчивый; желтая футболка натянулась на пухлом животе. Он улыбается без радости, потому что так надо. Меня переполняют такая невыносимая любовь к нему и такая печаль, что хочется подбежать к нему и задушить в объятиях, сказать, какой замечательный у него отец и что все будет в порядке. Чинция подгоняет нас.

Мы подходим к дому Джанфранко, и меня вдруг охватывает страх. Он не ждал приезда Тониньо, как он отреагирует? Четыре часа дня — что, если он спит перед тихо включенным телевизором? Но вот мы заходим в прохладное здание, и Джанфранко стоит у двери в халате и приглашает Тониньо войти с возгласом радостного удивления. Чинция неуверенно топчется на пороге. Захожу в квартиру с чувством легкого смущения и вижу Надю, которая выглядывает из спальни Джанфранко с сигаретами и зажигалкой в руке, вид у нее робкий и пристыженный. Укрывшись в своей комнате, слышу, как Джанфранко знакомит ее с сыном, а потом, когда настает время уходить, вижу, что они сидят втроем на диване и смотрят телевизор, включенный на полную громкость.

Mangiare senza bere è come il tuono senza pioggia.

Еда без вина, как гром без дождя.

Мои дни в Тоскане подходят к концу. У меня такое впечатление, что мы с Джанфранко так толком и не повидались, так толком и не поговорили. Баснословно дорогая бутылка кьянти, которую он показал мне в день приезда, так и стоит на полке на кухне рядом с белым вином, привезенным мной из Австралии, а обещание напиться вместе так и осталось обещанием. Мы только и успели, что вместе съездить в «Метро» и поговорить о моем бизнесе по организации итальянских ужинов, который мог бы спасти меня от безденежья по возвращении в Австралию. Но мы не стояли рядом в громадной кухне его ресторана, где он бы готовил и объяснял, а я училась.

Бывают моменты, напоминающие мне о том, какой же он удивительный человек. Вот я восторгаюсь тем, как красиво все в Италии, — и вижу, что он улыбается. «Это тщеславие, — объясняет он. — Итальянцы так тщеславны, что стремятся все сделать идеальным, так что красота — следствие самолюбования».

За ужинами в «Нелло» мне больше удается поговорить с Паоло и Сильваной, чем с Джанфранко. Я понимаю, что он занят, что у него много забот, но вижу также, что у него не хватает времени на меня из-за Нади. По утрам он нетерпеливо стоит в коридоре, поджидая, когда она появится из ванной, которую уже успела заставить невозможным количеством косметики и кремов. Я думаю о том, какая она смелая, вспоминая свою неуверенность, вспоминая, как пыталась как можно меньше вмешиваться в жизнь Джанфранко и вести себя безукоризненно, тихо и примерно. А ее крошечные трусики уже болтаются на веревке на балконе, и туфли стоят рядом с ботинками Джанфранко. Однажды я замечаю, что в ванной убрали, отчистили ее и продезинфицировали, — и узнаю женскую работу.

Мы с Сильваной гадаем, скоро ли он от нее устанет. Нередко, когда мы сидим за столом, меня поражает Надин вид: угрюмая, крестьянская надутость. Будь у нее на голове платок, меня бы это не удивило. Но почему-то мне кажется, что их союз удержится, хотя Джанфранко по-прежнему часто бывает не в духе, но мы все к этому уже привыкли.

В тот вечер, когда Джорджо привозит меня домой после ужина в «Артиминьо», отпираю дверь своим ключом и сталкиваюсь лицом к лицу с Надей. Она плачет.

— Что с тобой? — тихо спрашиваю я.

— Он со мной не разговаривает! — шепчет она, и я тут же забываю о своей предвзятости.

Мне хочется сказать ей: бросай его, он никогда не сделает тебя счастливой; он так со всеми поступает, подвергая их невыносимому остракизму, пока не привязываешься к нему еще сильней. Но я лишь сочувственно улыбаюсь и советую не волноваться — такой уж он переменчивый человек, и скоро эта полоса кончится. Увы, я не могла бы спасти ее, даже если бы хотела.

Aiutati che Dio ti aiuta.

Господь помогает тем, кто помогает себе сам.

Игнацио ждет меня у входа в бар Беппе и, увидев, идет навстречу, стуча каблуками по мощеной площади. На нем костюм из ткани с добавлением шелка, брюки с широкими штанинами. Он красив, хоть и невысок, и я сама ощущаю себя красавицей в узких расклешенных брюках и новеньком розовом жакете с цветочным рисунком. В мой последний вечер в Тоскане мы идем ужинать в «Ла Тенда Росса». С Игнацио мне удалось побыть чуть больше, чем с Джанфранко, но это наше первое настоящее «свидание». На прошлой неделе он хотел познакомить меня со своей пятилетней дочерью, но поездка к ней подразумевала слишком уж много сложных перемещений, и в итоге ничего не вышло.