* * *

Доев картошку, Скрипач отправился в глубь свалки. Где-то позади него натужно ревели грузовики, ругались люди и кричали вороны, а впереди расстилался знакомый пейзаж – пирамидальные мусорные кучи под низким тяжелым небом, чайки, а за всем этим, далеко-далеко виднелись смутные силуэты города, окутанные осенней хмарью. Иногда Скрипач останавливался, привлеченный тем или иным предметом, но в этот раз удача не сопутствовала ему, ничего достойного на глаза не попалось.

После картошки захотелось пить, и Скрипач двинулся к окраине свалки, где сваливали отслужившие свое машины. Там можно было вволю напиться дождевой воды, которая накапливалась в обрезанной кем-то до половины бочке, стоящей рядом с почти полностью сгнившим самосвалом.

Скрипач напился, немножко посидел в кабине почти целой легковой машины, покрутил руль, попрыгал на сиденье, потом забрался в кузов грузовика, располагавшегося рядом, и уснул.

Разбудили его чьи-то голоса. Скрипач выглянул наружу. Если ругающиеся люди появлялись в этой части свалки, то это могло означать только одно: они приехали выбрасывать очередную машину, а это означало, что Скрипачу будет очень хорошо, – он обожал все новое, особенно если это новое оказывалось еще и красивым. Правда, показываться на глаза этим людям Скрипач избегал. Несколько раз в него невесть зачем бросали тяжелыми железками, и теперь он остерегался подходить к людям близко.

Ругающиеся голоса постепенно отдалялись. Осмелевший Скрипач вылез из грузовика и пошел полюбопытствовать, что же за машину оставили тут эти сердитые люди. Как и предполагал Скрипач, оставленная ими машина нашлась совсем неподалеку. Почти сразу Скрипач понял, что в этот раз перед ним что-то невиданное, а подойдя чуть ближе, просто-таки застонал от восхищения.

Машина была большущая, гораздо больше всех тех, что выбрасывали раньше. Гладкая, матово-серая, она висела в воздухе сама по себе, колес у нее не имелось. Окон, впрочем, тоже. Скрипач обошел вокруг машины, наполняясь радостью, как наполняется воздушный шар горячим воздухом. Потом осмелел и погладил машину рукой по боку. Теплая. И даже немножко мягкая. Как кошка. Скрипач положил на теплый бок машины обе руки, затем прижался щекой. Ощущения, которые он сейчас испытывал, были похожи на те, которое подарило ему серое платье когда-то давно, но тогда радость была мимолетной и маленькой, а сейчас она сумела заполнить собой Скрипача целиком и грозила выплеснуться через край.

– А-а-а-ах… – восхищенно выдохнул Скрипач. В памяти всплыли три лампочки, которые освещали серое платье, и он сказал: – Три света… Экспонента…

Слова в данном случае ничего не значили, они служили лишь слабыми проводниками между Скрипачом, его эмоциями и окружающим миром.

Скрипач отошел от машины и снова принялся нарезать вокруг нее неправильные круги. Он не мог понять, что же именно в данный момент хочет, и немного растерялся. Во-первых, ему хотелось эту машину, но унести ее с собой он явно не мог, слишком уж она была большая. Во-вторых, ему очень хотелось попасть внутрь, но двери в машине не имелось, и это приводило Скрипача во все большее замешательство. А третье желание было вообще из разряда на первый взгляд иррациональных – Скрипачу хотелось этой машиной обладать, но при этом – чтобы машина обладала им самим. Обладание в понимании Скрипача было мало похоже на общечеловеческое, а о физической близости он вообще не имел представления, но в данном случае это обладание было, наверное, немного похоже на самую настоящую любовь.

– Красивая, красивая, красивая, – бездумно бормотал он, то приближаясь к машине, то снова отходя в сторону. – Ммм… железное дерево, испытай… ванильные маргаритки… золото, золото…

Теперь в нем боролись два желания. Хотелось погладить машину и одновременно хотелось смотреть на нее издали, уж больно красивой она была формы. Еще с полчаса Скрипач бродил вокруг туда и сюда, но затем первое желание победило, тем более что машина была такая теплая, а у него замерзли руки. Он вернулся к машине и снова положил озябшие руки на ее теплый бок.

– Солнышко, – прошептал он. – Внутри…

Стенка машины вдруг вздрогнула и мягко потекла под его пальцами вниз.

* * *

– Ри, ты можешь объяснить, для чего мы сели на этой вонючей свалке? – в который раз спросил Ит.

– Я тебе уже говорил, что на этой вонючей свалке мы сели, чтобы не привлекать внимания. Или ты предлагаешь посадить катер на центральной городской площади?

– Нет, но можно же было сесть не в таком вонючем месте, – с неприязнью буркнул созидающий. Леон усмехнулся. – Тем более что катер невидим.

Мир в этот раз им достался почти идеальный. Во-первых, его фактически не затронула катастрофа. Во-вторых, он принадлежал к целому сиуру, через который, по словам Таенна, можно было пройти играючи, а это сильно сэкономит силы и время. И, в-третьих, в этом мире сейчас находилось двое Безумных Бардов на долгосрочном отдыхе.

Информационных сетей на планете не оказалось, развита она была ниже среднего, но искин еще из пространства снял информацию и сообщил всей компании радостную новость. Город, в котором жили Барды, оказался столицей небольшого островного государства, столицей старинной и примечательной. Исторический центр, состоящий из домов, возраст которых насчитывал иногда полтысячи лет, был сохранен, окраины застраивались в стиле центра, и это делало город очень уютным. Маквола оказалась еще и центром культуры и искусства, а также она была столицей моды для целого континента. Немудрено, что Безумные Барды выбрали именно этот город для жизни, – сейчас оба они солировали в лучшем симфоническом оркестре страны. Вернее, солировал один, совершенно гениальный скрипач, а второй в этом же оркестре был дирижером.

– Индиго, классика, – с удовольствием сказал Таенн. – Хорошая планета. Неудивительно, что ребята ее выбрали. Замечательный мир. И почему некоторые представители Мадженты очень любят хаять наши миры почем зря?

– А почему некоторые представители Индиго очень любят заявлять, что в Мадженте живут исключительно напыщенные снобы? – парировал Морис. – Как же в мире много добрых и порядочных людей, не передать!

– Особенно в Мадженте, – едко улыбнулся Бард.

– Нет, они концентрируются исключительно в Индиго, – с гадкой улыбкой ответил Сэфес. – А Маджента дает нам Стоверов и им подобных садистов, конечно же. Как же я забыл.

– Не напоминай, – попросил Таенн. Он сразу сник. – К сожалению, в этом ты прав. В Мадженте такие рождаются на порядок реже.

– Увы, они везде рождаются, – констатировал Морис. – Одна Маданга чего стоила…

Они шли по дороге к городу. С неба накрапывал мелкий осенний дождичек, под ногами, на почти черном от дождя асфальте, собирались мелкие лужицы, в которых плавали побуревшие листья.

– Матрицу языка искин снял, местные деньги сделал, поэтому у меня появилось предложение, – сказал Таенн, когда они вошли в городскую черту, миновав символический вход в город – два желто-фиолетовых полосатых столба, прислоненных друг к другу. – Давайте разделимся. Вы погуляете по центру, а мы навестим наших. Ри, ты ведь умеешь пользоваться деньгами?