человек, Илария, и я не знаю его достаточно хорошо, чтобы определить, какое поведение является "нормальным-странным", а какое "странным-странным"". Я пожимаю плечами. "Он хочет, чтобы я звонила ему и проверяла каждые два часа. Это можно считать "странным-странным"?".

"Да. Он сказал, почему?"

"Из-за какого-то принуждения знать, где я нахожусь в любое время. Как вы думаете, это что-то вроде ОКР? Как, например, когда тебе нужно трогать бумажник каждые несколько минут, чтобы убедиться, что он на месте, понимаете?".

Илария закрывает глаза и делает глубокий вдох. "Это не ОКР", — говорит она и смотрит на меня с серьезным выражением лица. "Я думаю, ты ему… нравишься".

Я разражаюсь смехом. "Он заставил меня выйти за него замуж, так что да, я однозначно нравлюсь ему".

"Сальваторе не любит людей, Милен. Он уважает их, или нет. Но они ему не нравятся".

Я нахмурила брови в замешательстве. "Это безумие. Он любит своих людей. Я видела, как он был обеспокоен, когда ирландцы напали, и некоторые из них пострадали".

"Люди Сальваторе чрезвычайно преданы ему. Он уважает их преданность. Возможно, он даже по-своему заботится о них". Она наклоняется вперед и берет меня за руку. "Но он ни к кому ничего не чувствует".

"Конечно, чувствует". Я моргаю на нее. "Он не гребаная статуя. Да, иногда у него бывают странные реакции, но… он любит тебя. Ты его мама".

"Сальваторе заботится обо мне, да". Ее глаза расплылись в грустной улыбке. "Ты позвонишь ему, как он просил?"

"На самом деле он не просил. Это было скорее требование". Я ухмыляюсь. "Но он сказал "пожалуйста", так что да".

"Он сказал "пожалуйста"…", — бормочет она, затем сжимает мою руку. "Я собираюсь проверить Алессандро".

Пока она берет свое пальто и сумочку, я думаю, это возможно самое странное взаимодействие с человеком, которое я когда-либо испытывала.

Глава 19

Сегодня вечером перед убежищем стоят четыре охранника, что вполне ожидаемо, учитывая, сколько людей приедет.

"Босс". Они кивают в унисон, когда я прохожу мимо них, и тот, что ближе ко мне, открывает дверь.

Нино ждет у окна в первой комнате, потягивая напиток, а Альдо и Стефано сидят за столом в углу, но быстро поднимаются, как только видят меня.

"Томазо рассказал?" спрашиваю я.

"Он рассказал нам все в течение часа". Альдо показывает рукой в сторону двери справа. "Вы хотите поговорить с ним, босс?"

"Нет. Насколько сильно вы его избили?"

"Не хватает трех пальцев. Несколько ударов. Его было относительно легко уломать".

Я киваю и сканирую свое окружение. "Принесите мне один стул в центре комнаты. Есть у тебя плоскогубцы и ножницы для тяжелых работ?".

Альдо смотрит на меня с замешательством в глазах, но потом берет себя в руки. "А садовые ножницы подойдут?"

"Да".

Телефон в моем кармане вибрирует. Когда я достаю его, нарастающее беспокойство начинает ослабевать.

"Милен".

"Риггса вырвало на весь ковер".

"Что?"

"Откуда, черт возьми, мне знать, Сальваторе? Похоже на шерсть и полупереваренный кошачий корм".

"Я выразил свое раздражение. А не просил сделать анализ кошачьей рвоты".

"Тебе нужно поработать над голос. Интонация у тебя отстойная. Я должна пойти и убрать это". Она прерывает звонок. Видимо, она восприняла тот факт, когда я сказал ей, что не имеет значения, о чем она говорит, буквально.

Я кладу телефон обратно в карман и вижу, что Альдо и Стефано смотрят на меня. "Мы взяли кота. Он проблемный", — говорю я и поворачиваюсь к двери, как раз когда входят Козимо и Артуро. "Возьмите стул и принесите Томазо. Привяжите его крепко-накрепко".

* * *

Проходит пятнадцать минут, пока все собираются. Нино приказывает им встать вдоль стены напротив стула, на котором сидит Томазо, связанный и с кляпом во рту. После того как Артуро кивает, сигнализируя, что все двенадцать человек, которых мы ждали, присутствуют, я подхожу к Томазо и поворачиваюсь к группе капо и командиров наших солдат.

"Томазо решил, что это хорошая идея — подлизаться к властям и слить информацию о наших поставках наркотиков", — говорю я, глядя на мужчин, которые стоят вокруг в полном молчании.

Я снимаю куртку, вешаю его на спинку стула позади себя и закатываю рукава рубашки. "Нино, вынь кляп и открой ему рот. И держи его открытым".

Томазо хнычет и качает головой влево и вправо, пытаясь, но безуспешно, избежать рук Нино. Как только Нино удается открыть рот парня, я беру со стола плоскогубцы и ножницы и встаю перед стукачом.

"Людям свойственно забывать, поэтому я подумал, что сейчас самое время напомнить всем, что мы делаем с кротами", — говорю я.

Мне требуется несколько попыток, чтобы поймать язык Томазо щипцами. Когда он оказывается у меня в руках, я вытягиваю его и отрезаю садовыми ножницами от его коварного рта. Кровь брызжет на мою белую рубашку, а Томазо кричит. Я поворачиваюсь лицом к группе — каждый мужчина смотрит на кричащего Томазо — и бросаю щипцы вместе со все еще прикрепленным розовым комочком плоти на пол перед ними.

"Я не терплю предателей", — говорю я. Обойдя кресло и встав позади Томазо, я кладу правую руку ему под подбородок, а левую — на макушку. "Запомни это".

С этими словами я насильно закрываю рот Томазо и держу его в таком положении. Он дергается, захлебываясь собственной кровью, и я жду, пока его тело не затихнет, прежде чем отпустить его.

Я беру тряпку со стола, чтобы вытереть руки. Кровь легко сходит с моей правой руки, но перчатка на левой полностью пропиталась. Я снимаю ее и бросаю на пол, прямо в лужу еще большей крови, скопившейся под мертвецом.

"Свободны", — говорю я и достаю свою куртку.

* * *

Когда я прихожу домой, Милен уже спит. Я прислоняюсь плечом к дверному косяку и просто смотрю на нее, кажется, часами. Посмотрит ли она на меня по-другому, если увидит, что я делаю все эти неприятные вещи, чтобы сохранить эту организацию? Позволила бы она мне прикасаться к ней руками, которые были пропитаны кровью всего двумя часами ранее? Я знаю, что она в курсе того, что происходит в Cosa Nostra, но я