Первая растяжка обнаружилась на тридцать седьмой ступеньке. В очках она смотрелась эдакой тонюсенькой фосфоресцирующей ниточкой. Тот, кто ее ставил, определенно заслуживал похвалы: размещено с умом, под ступенькой, так что настороженным носком не нащупаешь, а беспечной пяткой или каблуком заденешь почти наверняка. Похвально.

Я указал на нее Банни. Тот готовно кивнул, но Старший мотнул головой: дескать, не надо. В таких делах он был поопытней. Ловушка поставлена умело, однако слишком уж быстро тебе предлагалось проявить смекалку. Лучше обойти капкан попроще, а уже потом заняться тем, что посложней. Перед ним и поразмыслить, на что рассчитывал тот, кто его для тебя устанавливал.

Медленно двигаясь вперед — точнее, вниз, — мы набрели на вторую растяжку, примерно такую же, как и первая, одним концом она крепилась к клеймору[12]и шла вдоль подъема ступени. Банни обезвредил и ту и другую. Если придет подмога, хорошо бы им всем держаться скопом.

По пути на перилах мы то и дело встречали какие-то пятна, в приборе смотревшиеся как машинное масло. Хотя пахли они ржавелой медью. Стало быть, кровь.

— Наверное, охранник успел задеть кого-то из русских, — предположил Старший шепотом.

Вряд ли. Пятна были на внешней стороне перил сквозного центрального пролета. Такие могут возникнуть, если сбросить туда кого-нибудь, а он на лету будет стукаться о перила.

Причина открылась внизу: человек в черном комбезе, лежащий под лестницей скомканной тряпичной куклой. Ясно, что вниз его столкнули и он не раз шарахнулся на своем жутком пути к бетонному полу. Разбился, можно сказать, в лепешку. Я, задрав голову, посмотрел в шахту, идущую на милю вверх. Полет получался долгий. Оставалось лишь гадать, был ли несчастный жив во время своего страшного стремительного падения.

Старший, опустившись рядом на одно колено, поискал возможную ловушку и, не найдя, прошелся у лежащего по карманам. Труп полностью безымянный: ни удостоверения, ни медальона, ни хотя бы талисмана — одни ремни да подсумки с боезапасом: гранаты, груда запасных магазинов. Калибр знакомый.

— Privet, tovarisch.

Задумчиво взвесив в руке магазин, Старший снизу вверх посмотрел на меня.

— А может, это наших работа? — шепнул он. — В смысле, «Пилы»?

Я в ответ пожал плечами: «Не знаю». Ощущение, честно сказать, не из приятных.

Банни находился у двери на уровень «J», проверяя ее на сюрпризы.

— Здесь чисто, — доложил он.

Я вывел на экранчик мобильника план этажей, и мы еще на раз его изучили. Прямо за дверью здесь должен быть широкий коридор; по одну сторону находятся лифты, по другую начинаются боксы. Картинка была схематичной; фактического изображения того, что ждет за входом — где укрыться, где чего, — у нас не было.

«Линзу», — подал я знак, и Банни, выпростав фиброоптический зонд камеры, просунул его под дверь. Картинка умещалась на экране величиной с ладонь. Изображение было подстроено под ночное видение, только без тепловизора. Банни повертел зонд во всех направлениях. Глазам открылась вереница электрокаров, штабеля ящиков — тысячи их, вдоль всего коридора, насколько можно разглядеть. Все неподвижно.

Я молча жестами указал: сейчас мы, как делали раньше, врываемся и прикрываем друг друга, а помещение под перекрестным прицелом. Я держусь ближе к лестнице, а они вбегают и рассредоточиваются по сторонам. Старший кивнул; Банни упрятал объектив в нагрудный карман. Пальцами я дал обратный отсчет от трех. И мы вошли в подземную галерею.

Тишину тотчас разорвал гулкий грохот выстрелов: мы попали в засаду. Да еще в какую!

Ангар, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 15.13.

Остаток времени на Часах вымирания:

92 часа 47 минут.

— Как президент? — односложно спросил Черч.

— Недоволен, нездоров и не желает вникать во всю эту блажь, — отрывисто сказал Линден Брайерли.

— Скажи ему о моем искреннем сочувствии. Но мне нужно с ним поговорить.

— Может, попозже и получится, когда…

— Линден, мне нужно устроить с ним разговор сейчас.

Тишина леденящей волной перекатывалась меж двумя телефонными трубками.

— Ты меня убиваешь, друг мой, — наконец вздохнул Брайерли. — Доктора меня уже вот-вот линчуют, а если я попрошу первую леди, чтобы он принял звонок, ей на ланч подадут мои яйца.

— Скажи ей, что это касается Джо Леджера, — буркнул Черч.

Брайерли притих. Два месяца назад Джо Леджер с командой «Эхо» спас первую леди и половину Конгресса от террористов, думавших взорвать в здании, где они находились, бактериологическую бомбу. Она видела Леджера в действии, сполна оценив его героизм и самоотверженность. Это, по признанию первой леди, изменило ее как человека — правда, со слов Брайерли, неизвестно еще, в лучшую ли сторону. А сам он тогда оказался далеко не в выигрышном положении, так что вполне мог воспринять просьбу Черча как прямой или косвенный подкоп под него.

Видно, дело действительно неотложное.

— Я посмотрю, что она скажет, но на многое не рассчитывай, — заранее предупредил Брайерли.

Черч сидел у себя в кабинете и ждал. Вот так, просто сидел неподвижно, и все. Даже не надкусил печенюшку, хотя поглядывал на тарелку с ванильными хрустяшками не без интереса. Тикали настенные часы, бесшумно скользили по бухте за окном катера, оставляя за собой белые полоски бурунов.

— Мистер Черч? — послышался в трубке мягкий, словно шелк, облекающий лезвие ножа, голос первой леди.

— Добрый день.

— Что-то случилось с Джо Леджером?

Как всегда, строго по существу. Черча это неизменно восхищало.

— Да, мадам.

Он в сжатой форме изложил ей суть происходящего. Рассказал даже о задании Леджера в «Глубоком железе». Он досконально знал, что с такой, как она, лучше выкладывать всю правду, причем без ретуши и прикрас: хуже не будет. Чутье его не подводило.

— И вы хотите, чтобы мой муж, только что после операции, не просто возвратился к своим служебным обязанностям, а еще и принял на себя весь стресс от фактического заговора своей администрации?

— Да, — ответил Черч. За попытку подсластить пилюлю он бы горько у нее поплатился.

— Это поможет Джо?

— Из-за ДВБ Джо оказался в крайне опасном положении, без мало-мальски нужной поддержки и даже без надежды спастись, если проблема будет усугубляться. Такого вообще не должно было произойти.

— Вы можете мне рассказать, в чем суть этого задания? Не какие-нибудь разрозненные детали, а в совокупности?