Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Занято для кого? Для какого великого дня или страсти объявил я себя занятым?»
Он попытался вообразить ее тело. Но когда есть такое лицо, то кому нужно тело?
Он выпил. Она – смелость. Она – опасность. Он выпил еще. «Катя, если ты такая, то я объявляю себя занятым для тебя». Если.
Он подумал, что еще можно было бы узнать о ней. Ничего, кроме правды. В давно забытые времена он принимал красоту за ум, но Катя настолько и так несомненно умна, что на этот раз спутать два этих качества невозможно. Было время, да простит его бог, когда он красоту принимал за добродетель. Но в Кате он почувствовал такую светлую добродетель, что, просунь она сейчас голову в дверь и скажи, что сию секунду убила своих детей, он мгновенно нашел бы шесть способов убедить ее, что она не виновата.
Если.
Он сделал еще глоток виски и вздрогнул, вспомнив Энди.
Энди Макреди, трубача, лежащего в больнице с отрезанной головой. Щитовидка, туманно объяснила его жена. Когда болезнь только обнаружили, Энди отказался от операции. Он сказал, что предпочтет заплыть далеко-далеко и не вернуться на берег. Они напились вместе и решили, что поедут на Капри, закатят себе напоследок пир, выпьют галлон красного вина и поплывут в никуда по загрязненному Средиземному морю. Но когда щитовидка разгулялась по-настоящему, Энди обнаружил, что предпочитает жизнь смерти, и выбрал операцию. И они отделили ему голову от тела, не тронув только позвоночник, и подсоединили всякими трубочками к разным аппаратам. Так что Энди все еще был жив, хотя жить было не для чего, а умирать не от чего, и клял себя, что не уплыл вовремя, и старался найти такой смысл своего существования, который смерть не перечеркнула бы.
Позвонить жене Энди, подумал он. Спросить, как ее старик. Он прищурился на часы, подсчитывая, который час в реальном или нереальном мире миссис Макреди. Его рука протянулась к телефону, но трубку не подняла: а вдруг телефон зазвонит?
Он вспомнил свою дочь Антею. Милая старушка Ант.
Он вспомнил своего сына Хэла в Сити. Извини, что я подложил тебе свинью, Хэл, но у тебя еще есть время все поправить.
Он вспомнил свою квартиру в Лиссабоне и горько рыдающую женщину и с содроганием спросил себя, что же с ней сталось. Он вспомнил других своих женщин, но, к удивлению, не почувствовал себя виноватым так сильно, как обычно. Он снова вспомнил о Кате и осознал, что все это время думал о ней.
В дверь постучали. Она пришла ко мне. На ней простой халат, а под ним – ничего. Барли, милый, шепчет она. А потом ты меня не разлюбишь?
Только все это к ней не относится. Она единственная, ни на кого не похожая, а не очередной замусоленный выпуск романа с продолжением.
Но стучал Уиклоу, его ангел-хранитель, проверяющий своего подопечного.
– Заходите, Уикерс. Хотите глоточек?
Уиклоу поднял брови, спрашивая, звонила ли она. На нем был кожаный пиджак, а на пиджаке – капли дождя. Барли мотнул головой, и Уиклоу налил себе в стакан минеральной воды.
– Я просмотрел кое-какие из тех книг, которые они нам сегодня всучили, сэр, – сказал он особым тоном, которым они оба говорили для микрофонов. – И подумал, может, вы хотите ознакомиться с последними новинками нехудожественной литературы?
– Ознакомьте меня, Уикерс, – радушно сказал Барли, снова растягиваясь на кровати, пока Уиклоу придвигал к себе стул.
– Ну, с одной, сэр, мне, во всяком случае, не терпится вас познакомить. Рекомендации, как сохранить здоровье с помощью диет и физических упражнений. По-моему, вполне годится для совместного издания. Может быть, нам удалось бы подписать контракт с кем-нибудь из их лучших иллюстраторов, чтобы усилить чисто русские особенности.
– Усиливайте! Деньги – не проблема.
– Ну, сначала я должен спросить Юрия.
– Спросите.
Зияющая пауза. Ну-ка, проиграем пластинку снова, подумал Барли.
– Кстати, сэр. Вы интересовались, почему русские так часто употребляют слово «удобный».
– Ах, да, конечно, – сказал Барли, который ничего подобного не спрашивал.
– Видите ли, в русском это слово многозначно и означает еще и «прилично», что в переводе на английский иногда приводит к путанице. Ведь для нас «удобно» не синоним «прилично».
– Еще бы! – после долгого размышления согласился Барли, потягивая виски.
Видимо, он задремал, потому что вдруг обнаружил, что сидит на кровати, прижав трубку к уху, а к нему нагибается Уиклоу. Они были в России, и она не назвалась.
– Слушаю, – сказал он.
– Извините, что я так поздно вас беспокою.
– Беспокойте меня хоть каждую минуту. Чай был просто замечательный. Жаль, что мы выпили его так быстро. Где вы?
– Вы ведь пригласили меня завтра поужинать вместе.
Он потянулся за блокнотом, который Уиклоу уже держал наготове.
– Пообедать, выпить чаю, поужинать – все вместе, – сказал он. – Куда мне посылать хрустальную карету? – Он записал адрес. – Кстати, какой у вас номер телефона? А то вдруг я потеряюсь или вы? – Она продиктовала и его – без большой охоты, поскольку отступила от принципа, но продиктовала. Уиклоу посмотрел, как он все это записал, и тихо вышел из комнаты, пока они еще разговаривали.
И ведь не угадать, подумал Барли, повесив трубку и упорядочивая свои мысли большим глотком виски. Если женщина красива, умна и добродетельна, никогда не угадать, что у нее на уме. Чахнет она по мне или я для нее просто лицо в толпе?
И вдруг страх перед Москвой захлестнул его с ураганной силой. Налетел нежданно, после того как он весь день успешно преодолевал его. Приглушенные ужасы этого города загремели у него в ушах, а потом пронзительный голос Уолтера произнес:
– Она действительно с ним связана? Или сама все это выдумала? Если она связана с кем-то другим, тогда с кем же?
* * *
В оперативном кабинете в подвале Русского Дома атмосфера была напряженная, как во время воздушного налета, длящегося всю ночь. Нед сидел у пульта управления перед батареей телефонов. Иногда лампочка на одном из них мигала, и Нед говорил сжато и коротко. Две помощницы бесшумно вносили телеграммы и забирали исходящие бумаги. На дальней стене, как две луны, светились циферблаты часов: одни показывали лондонское время, другие – московское. В Москве была полночь. В Лондоне – девять вечера. Нед даже не повернул головы, когда старший вахтер отпер мне дверь.
Раньше я просто не мог выбраться. Утро я провел с юристами из министерства финансов, а день – с челтнемскими адвокатами. После – ужин с делегацией шведских шпионократов, которых затем спровадили на непременный мюзикл.
Уолтер и Боб склонялись над картой московских улиц. Брок сидел на внутреннем телефоне, поддерживая связь с шифровальной. Нед был поглощен чтением чего-то вроде длинной инвентарной описи. Он махнул мне на стул и придвинул пачку дешифровок – кратких донесений с переднего края.