— Неужели у тебя могут быть какие-то трудности с учебой? — с недоумением спросила миссис Ларкин.

— В общем... у меня возникла идея написать о лете в Санта-Леоне, не о том, как я его провел, а о лете в общем и в историческом плане. Я хотел бы заняться кое-какими исследованиями.

Она одобрительно покачала головой:

— Ты целеустремленный молодой человек.

Он пожал плечами:

— Не очень.

Она усмехнулась:

— За все годы, что я здесь работаю, ты первый, кто приходит во время летних каникул, чтобы готовиться к домашним заданиям следующего учебного года. Я бы сказала, что это целеустремленность. И это радует. Продолжай в том же духе, и ты многого добьешься.

Колину стало неловко: он солгал, а его хвалят. Он почувствовал, что краснеет, и неожиданно вспомнил, что не краснел от смущения уже больше недели. Своеобразный рекорд.

Он прошел в отдел микрофильмов, и миссис Ларкин принесла ему катушки с пленкой, на которых были сфотографированы номера «Ньюс реджистер» за июнь, июль и август прошлого и позапрошлого годов. Она показала ему, как пользоваться проектором, понаблюдала несколько минут, чтобы удостовериться, что у него не будет проблем, и ушла на свое рабочее место.

Роуз.

Мальчик по фамилии Роуз.

Артур Роуз?

Майкл Роуз?

Он помнил фамилию, потому что она ассоциировалась у него с названием цветка, но имя мальчика запамятовал.

Фил Пачино.

Этого он помнил, потому что его звали почти как известного актера — Ал Пачино.

Он решил начать с Фила. Он разложил по порядку катушки с микропленкой.

Обе смерти были серьезными событиями для их города, и он стал быстро просматривать первые полосы в поисках броских заголовков.

Он не помнил число, о котором говорил Рой. Он начал с первого июня и добрался до первого августа, пока не нашел нужное ему сообщение.

МАЛЬЧИК ГИБНЕТ В ОГНЕ

Он читал последний параграф статьи, когда почувствовал странное дуновение. Он знал, что сзади стоял Рой. Он выскочил из-за стола, опрокинув стул. Роя не было. Не было никого. Не было никого и за рабочими столами. Миссис Ларкин тоже ушла со своего места. Ему померещилось.

Он сел и перечитал статью. Все было в точности, как описал Рой. Дом семьи Пачино сгорел дотла. Среди пепла пожарные нашли обугленное тело Филиппа Пачино, четырнадцати лет.

На лбу Колина выступил пот. Он провел рукой по лбу и вытер ее о джинсы.

Он внимательно просмотрел номера газеты за следующую неделю, выискивая статьи на ту же тему. Таких было три.

ЗАЯВЛЕНИЕ ИНСПЕКТОРА ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ. ИГРА СО СПИЧКАМИ

В соответствии с официальным сообщением, в пожаре был виновен сам Фил Пачино. Он играл со спичками рядом с верстаком, на котором мастерил модели самолетов. Судя по всему, на верстаке лежали легковоспалменяющиеся материалы, в том числе несколько тюбиков клея, бутылка с бензином для зажигалок и открытый бачок с растворителем.

Вторая статья — три колонки на второй полосе — рассказывала о похоронах Фила. В ней были цитаты выступлений учителей, слезливые воспоминания друзей мальчика, выдержки из некролога. Статью сопровождала фотография скорбящих родителей.

Колин прочитал ее с большим интересом: одним из друзей Фила Пачино, о которых упоминалось, был Рой Борден.

Спустя два дня в газете появилась длинная редакционная статья, по меркам «Ньюс реджистер» — весьма суровая.

КАК ПРЕДОТВРАТИТЬ БЕДУ? КТО ВИНОВАТ?

Ни в одном из четырех сообщений о трагедии не было упоминания о том, что полиция или пожарные подозревают кого-либо в убийстве или поджоге. С самого начала они приняли версию, что произошедшее было несчастным случаем, результатом небрежности или подростковой беспечности.

«Но я-то знаю правду», — подумал Колин.

Он почувствовал, что устал. Он сидел перед проектором уже два часа. Он выключил аппарат, встал и потянулся.

В библиотеке он был уже не один. Женщина в красном платье искала что-то на стеллажах с журналами. За одним из столов в центре комнаты читал толстую книгу и прилежно конспектировал полный лысеющий священник.

Колин подошел к одному из двух больших сводчатых окон в восточной части зала и сел боком на широкий подоконник. Он задумался, глядя сквозь пыльное стекло. За окном виднелось католическое кладбище, а в дальнем его конце церковь Скорбящей Божией Матери присматривала за останками своих вознесшихся на небеса прихожан.

— Привет.

Колин вздрогнул и обернулся. Это была Хэзер.

— Привет, — сказал он. Он сделал движение, чтобы встать.

— Сиди, не вставай, — сказала она тихим «библиотечным» голосом. — Я зашла на минутку. Меня мама попросила кое-что для нее сделать. Мне нужно было взять одну книгу, и я увидела тебя.

На ней была бордовая футболка и белые шорты.

— Ты отлично выглядишь, — так же тихо сказал Колин.

Она улыбнулась:

— Спасибо.

— Нет, правда.

— Спасибо.

— Просто отлично.

— Ты вгоняешь меня в краску.

— Почему? Потому что я сказал, что ты отлично выглядишь?

— Ну... в общем, да.

— Ты хочешь сказать, тебе было бы приятнее, если я бы сказал, что ты выглядишь как пугало?

Она смущенно засмеялась:

— Нет, конечно. Просто дело в том, что... никто мне раньше не говорил, что я отлично выгляжу.

— Не может быть.

— Правда.

— Шутишь.

— Нет.

— Ни один парень тебе этого не говорил? Они что — все слепые?

Она покраснела.

— В общем-то я понимаю, что я не такая уж и красивая.

— Еще какая красивая.

— У меня рот очень большой, — сказала она.

— Неправда.

— Нет, правда. У меня широкий рот.

— А мне нравится.

— И зубы у меня не очень красивые.

— Они такие белые.

— И два зуба немного криво сидят.

— Но это совсем незаметно, — сказал Колин.

— Ненавижу свои руки, — ответила она.

— Что? Почему?

— У меня пальцы такие короткие и толстые. У моей мамы такие длинные изящные пальцы. А у меня пальцы, как сосиски.

— Глупости. Такие хорошенькие пальчики.