думает, когда на маму смотрит, но я не буду их говорить. Я не хочу, чтобы он с мамой то, что он думает, и папу такого не хочу!

— Какая интересная девчушка, — прокомментировала Змеямба задумчиво. — И много ты всякого «видишь»?

— Иногда, — кивнула Нагма, — Аллах смотрит моими глазами, когда я рисую. Особенно, если дедушка Док помогает. Но и без него тоже. Вот, я вас рисовала и теперь вижу.

— И что же ты видишь, милое дитя? — вкрадчиво спросила Зме.

Нагма посмотрела на неё, потом на меня, потом опять на неё…

— Вы не хотите, чтобы я это сказала, — покачала она головой. — Вам будет неловко.

— Ладно, не говори, — быстро согласилась Змеямба. — Это не важно. Так что там за проблема с папой, который не папа?

Папа-непапа сидит в гостиной. Перед ним стоит стакан и бутылка, видно, что он себе не раз уже подливал, и что пить одному ему привычно. Мы вошли тихо и услышали конец разговора:

— Нагма! Ты даже назвала её Нагма! Почему не нормальным человеческим именем, Анна?

— Я не Анна, я Анахита!

— Эти дикарские имена! Ты программируешь ребёнка на то, чтобы она всю жизнь доила коз, как ты!

— Ты! Ты обрёк нас на эту жизнь, бросив здесь!

— Аня, я виноват, — заговорил он тоном проникновенным и страстным. — Я не отрицаю! Но ты не знаешь всех обстоятельств! Я хотел вернуться, я пытался вернуться, но случилось ужасное, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить!

— Он врёт, — сказала мрачно Нагма. — Не слушай его, мама.

— Доченька, ты ещё мала… — начал он.

— Никакая я тебе не доченька. А ты бросил маму, потому что у тебя появилась другая женщина, богатая, ты думал, что она даст тебе деньги на торговлю.

— Девочка, что ты такое говоришь! — возмутился этот коммерсант. — Это всё неправда, Аня!

— Правда, — подтвердила Нагма, — её ещё звали смешно, как ягоду. Малиной.

— Милена? Так это была Милена? — голос Анахиты прозвучал тихо, но с такой интонацией, что неказистый нетрезвый мужичонка за столом моментально сбледнул с лица.

— Что ты! Я бы никогда… — забормотал он, с ужасом глядя, как женщина кладёт руку на рукоять пчака, которым разделывала баранину для плова.

Анахита дюжину лет выживала в кыштаке. Одна, с ребёнком, заставив бояться себя толпу исламских фундаменталистов. Если дойдёт до рукопашной, я на этого дятла и юбилейный рубль не поставлю.

— А Малина эта денег ему так и не дала, — сказала громко Нагма. — Выгнала и всё. Говно ты, сказала, дурак и пьяница. Не нужен мне такой папа, мам. Обойдусь. Лучше иблисовым выблядком буду, как раньше.

— И кому из этих двоих ты приходишься папашей? — шепнула мне на ухо Змеямба. — А, «дедушка Док»?

— Не подъёбывай, Зме, — так же тихо ответил я. — Это просто ребёнок.

— Ох, как не просто это ребёнок! — сказала она загадочно.

— Не надо, Аня! — взвизгнул «билохический».

Анахита с горящими от ярости глазами идёт к нему с ножом, он пытается отползти от неё на тяжёлом стуле, но только скребёт ногами по полу.

— Но-но, гражданочка! — моментально срисовал обстановку вошедший в гостиную Слон.

Голос у него громкий и внушительный, заставляет прислушиваться.

— Этот мелкий поц у нас на контракте. Пока контракт не закрыт — он нам нужен. Знаете, как непросто было найти проводника, который знает сюда дорогу? Отработает аванс — отрезайте у него, что хотите, я его для такой прекрасной дамы с удовольствием подержу. Но сейчас — извините, он наш с потрохами.

Анахита с досадой бросила нож на пол, тот звякнул и отлетел в сторону. Сплюнула, окатила торговца презрительным взглядом, подхватила Нагму за локоть и вышла. В гневе она чудо как хороша, оказывается.

— Как зовут эту энергичную девушку? — спросил Слон в пространство.

— Анахита, — сказал я.

— И такую мамзель ты бросил тут с ребёнком, Петя? — укоризненно покачал он головой, обращаясь к торговцу.

— Тоже мне, сокровище… — буркнул тот, нервно звякнув пустым стаканом. — Козопаска немытая. Да ещё с прицепом! Я её из этой забытой Аллахом овечьей задницы в Мультиверсум вывел, а она ножом! И вообще, ещё неизвестно, от кого эта шалава нагуляла свою спиногрызину!

— Чёрт, — сказал я с чувством, тряся рукой. — Ебучий остеопороз! Кажется, я сломал вторую пястную. Старость, блин, не радость.

— Эка ты его, Докище! — Слон с интересом рассматривает улетевшего в нокаут торговца.

— Извини, Слоняра, я знаю, что контракт и всё такое…

— Говно вопрос, дружище, можешь ещё и по яйцам его пнуть, — великодушно разрешил командир. — Вижу, есть за что. Толку от него, между нами, чуть. Достал своим нытьём и бухает постоянно. Говно человек.

Я обдумал идею насчёт яиц, но решил, что пока он в нокауте, не интересно. Вот придёт в себя — вернусь к этой мысли.

— Пойду поищу аптечку, — покрутил я правой кистью.

Опухает прямо на глазах. Зря я без тактических перчаток-то.

— Провожу тебя, — сказал Слон решительно. — Помогу забинтовать, а то правую неудобно.

Глава 12. Аллах смотрит твоими глазами

— Слушай, у меня тут вопрос внезапный возник, — сказал Слон в коридоре, дружески приобняв меня за плечи, — у тебя с этой…

— Анахитой?

— Да, с ней. Никаких там шур-мур?

— Понравилась?

— Очень, — признался он. — Но товарищу дорогу не перейду, не по-пацански.

— Слон, посмотри на меня. Какие шуры-муры? Мне, сука, только фасон белых тапочек выбрать осталось.

— Серьёзно, Докище? Ты правда такой старый пень? Я думал, может, просто так выглядишь.

— Нет, я выгляжу ровно так, как себя чувствую.

— Херово ты, должно быть, себя чувствуешь, — сказал Слон, посмотрев на меня внимательно.

— Физически мне лет семьдесят пять. И никаких скидок. И никаких талантов. Я не шучу, Слон — я просто старик, который еле ноги таскает и нихрена не видит вблизи без очков, которых у меня, кстати, нет.

— Куча разных очков валяется в остатках товара у того мудня, — махнул рукой Слон,