Лето было жаркое. Над бетоном стояло облако испарений. Дышать в нем было трудно. Работали мы, естественно, без гимнастерок. Единственная отрада — здорово загорели.

Но бетонной пыли наглотались вдоволь, и вечерами приходилось отдирать от сапог налипший и закаменевший бетон.

В сентябре семь километров бетонной дороги были готовы. Хорошая получилась дорога, небось до сих пор действует. Мой личный вклад в нашу обороноспособность...

То же сентябрьское письмо: «Живу сравнительно неплохо. Работа моя заключается в том, чтобы во взводе был порядок и дисциплина. Пару часов в день выкраиваю для чтения (это в последнее время). Взял в поселке в библиотеке „Месс Менд" (Доллар Дж. «Месс-Менд, или Янки в Петрограде». — Я. Г.) — очень занятная штука. Она вышла сейчас отдельным изданием. Взял сборник Гейне. Он не нуждается в моих похвалах; но поэт он великолепный, я читал его и с удовлетворением отмечал, что мнение мое почти всегда совпадает с мнением Брандеса. Что касается моего здоровья—любой ломовой скакун позавидует Жду книг, от учебников немножко воздержимся, не из-за лени. Кто знает, что дальше будет. Здесь я пробуду числа до 20-го этого месяца».

Бетонку мы построили. Жить в палатках становилось все труднее. Ясно было, что полк должны куда-то перебрасывать. Куда? В родные казармы на 77-й разъезд? Снова в монгольские бураны? А что там делать?

Последнее письмо.

26.IX.1956. «Здравствуйте, дорогие.

Простите за длительное молчание, но мои командирские дела отнимают ужасно много времени. Ну, это ненадолго, такая занятость. Мы сдаем объекты (Бетонку и офицерские домики — Я. Г.), материалы. Скоро уедем отсюда. Куда — точно не известно. Слышал, что на север по Лене, в городок Осетрово, где-то в Якутии, что ли. Там заживем спокойнее. Да и новые места интересно посмотреть. Я на Лене еще не был. На Ангару насмотрелся вдоволь. 23-го выслал бандеролью „Жиль Блаза". Дело в том, что преподобный майор, которому я его привез, уехал в отпуск, так как ухитрился заболеть, и вернулся только 21-го числа. Я очень здоров. Аппетит — хоть отбавляй. Я получаю теперь не 40, как раньше, а 100 руб. Из этого следует: во-первых, то, что не следует присылать мне больше денег, во-вторых, я это время усиленно подкармливаюсь. Здесь в магазине, возле нашего объекта, каждый день продается что-нибудь белое. А однажды я даже арбуз купил. Вот такая райская жизнь пошла.

Как вы, товарищи? Давно от вас ничего нет. Не ждите моих писем, пишите почем зря. Привет всем, всем, всем,

Целую, Яша.

Перевод получил. Спасибо большое».

Особого комментария тут не требуется. Не могу только вспомнить, какому из моих гвардии майоров понадобился плутовской роман Лесажа. Я, стало быть, привез книгу, когда был в отпуске, с тем чтобы вернуть в родительскую библиотеку.

Объект возле магазина, о котором идет речь, — очевидно, офицерские домики, к строительству которых мы вернулись, закончив бетонную дорогу от станции к аэродрому. Ситуация, конечно, абсурдная. Как только мы построили в монгольской степи здоровенный городок на 2000 человек со всей инфраструктурой, так нас немедленно перебросили в алзамайскую тайгу. Теперь нам явно предстояла передислокация, поскольку провести сибирскую зиму в палатках было нереально. Зачем мы строили этот офицерский поселок, которым нашим офицерам не суждено было воспользоваться? Плановое хозяйство...

Все, однако, сложилось по-иному.

Не помню точной даты, но, скорее всего, в начале октября, когда всем уже надоела неопределенность, я спросил Ширалиева, что же нас ждет. Эту сцену я хорошо запомнил. Он как-то тяжело помолчал и сказал: «Нас расформировывают».

Это была неожиданность.

Через некоторое время все более или менее прояснилось. Полк действительно расформировывали. Рядовой состав, отслуживший два года, демобилизовывали. Сержантов и старшин, не выслуживших три года, отправляли дослуживать в другие части. Офицеры, соответственно, тоже получали назначения. Кроме тех, кого отправляли в запас — по желанию или в приказном порядке.

Таким образом, мои лычки добавляли мне год службы. Я, однако же, не воспринял это как трагедию. Я понимал, что такого психологического комфорта, как в в/ч 11225, не будет. Но за сбывшуюся честолюбивую мечту приходилось платить.

В начале двадцатых чисел октября Ширалиев вызвал меня. Я не ручаюсь за слова, но смысл нашего разговора я забыть не мог. И читатель поймет почему.

Ширалиев сказал приблизительно следующее: «Есть два варианта. Я получил назначение. Если хочешь, поехали со мной. Я беру несколько человек. Быстро получишь старшину, и будем служить. Через год, если захочешь, останешься на сверхсрочную, а нет, так демобилизуешься. Другой вариант. Я могу оформить на тебя документы как на рядового. И поедешь домой первым эшелоном. Решай. Завтра ответишь».

Повезло мне с командирами.

Не могу сказать, что я всю ночь не спал. Со сном у меня все было в порядке, и не скажу, что решать было легко. Я пожалел, что не спросил у майора, куда он назначен. Если бы это были какие-нибудь экзотические места, хотя бы Крайний Север, и какая-нибудь серьезная строевая часть, я бы сильно колебался.

Конечно, соблазнительно было попробовать себя в роли ротного старшины. Я вспомнил нашего старшину в в/ч 01106. Очень значительная фигура. Он жил в каптерке, вставал одновременно с ротой, но шел умываться с полотенцем на шее, когда мы уже строились для выхода на физзарядку. Иногда он сам водил роту в кино или в клуб. Иногда выходил во время занятий физо и показывал безукоризненно выполненную «склепку»... Жил своей автономной жизнью и был почти что запанибрата с командиром роты...

Но с другой стороны — а книги? а музыка? а Эрмитаж, в котором я проводил часы, будучи с восьмого класса читателем эрмитажной библиотеки? Если служить дальше — не отобьет ли эта жизнь вкус к той, столь ценной и естественной для меня? А «наполеоновские планы» касательно исторических романов?

Утром я сказал гвардии майору, что выбрал второй вариант. Он кивнул. Лычки я спорол только перед самой отправкой, чтобы не отвечать на вопросы своих подчиненных. Каким образом Ширалиев вернул меня в прежнее состояние, я не спрашивал. Очевидно, в той суете и неразберихе, которая началась после приказа о расформировании, никого такие мелочи не интересовали. А вся документация была в руках начштаба. Ситуацию упрощало то, что за три месяца сержантства я не удосужился отнести в штаб свою солдатскую книжку, чтобы записать новое звание. Как бы вышел из положения начштаба, если бы запись была сделана? Оформил новую книжку? Возможно. Он был опытный штабист.

Любопытно, что это саморазжалование нисколько меня не огорчило. Лычки я выслужил, и этого было достаточно. Стало быть, не в лычках дело...

Грустно было прощаться с друзьями.