«Развивался в детстве медленно, с трудом Он поздно научился говорить… Пошел он учиться в подготовительную школу девяти лет». (Алякринский, 1971, с. 15.)

«В десять лет, ко времени поступления в гимназию Луитпольда, у Альберта было уже немало странностей. Он не увлекался, подобно товарищам, гимнастикой и спортом, старался освободиться от занятий ими». (Зелиг, 1964. с. 10.) «…Следует обратить внимание на особенности речевого развития (или точнее, раннего недоразвития) Эйнштейна. Еще в 9 лет испытывал затруднения при обучении чтению. Ретроспективно сам Эйнштейн видел в своем замедленном речевом развитии одну из причин, облегчивших открытие им основ теории относительности: он говорил, что понял по-новому пространство и время именно благодаря тому, что научился употреблять слова “Raum/'/,” и “ Zeit444” только в таком позднем возрасте, когда другие молодые люди давно уже их говорят, как правило, не задумываясь об их значении, полученном в готовом виде при обучении языку». (Иванов В.В., 1985, с. 258.)

«На Альберта, как и на его деда Юлиуса Коха, иногда накатывали такие припадки гнева, что лицо его становилось совершенно желтым, а кончик носа белым… Однажды он ударил приходящую учительницу детским стульчиком, и та так перепугалась, что выбежала из комнаты и больше не возвращалась вовсе. Эйнштейн был подвержен подобным приступам ярости, пока учился в младших классах, и, когда они на него накатывали, он, по-видимому, не мог совладать с собой. В обычном же состоянии он был неестественно спокоен, почти заторможен… Эта кажущаяся апатичность заставляла родителей беспокоиться за его душевное здоровье. Разговаривать он начал поздно и, пока ему не исполнилось семь лет, имел привычку негромко и медленно повторять каждую произнесенную им фразу. Даже в девять лет он говорил недостаточно бегло. Причина была, по-видимому, не только в неумении, но и в нежелании общаться». (Картер, Хайфилд, 1998, с. 45.)

«В период создания теории относительности он доходил до галлюцинаций». (Мигдал, 1977, с. 248.)

«Карлсон445 считает, что наличие гена шизофрении — один из стимулов высокой творческой одаренности, и приводит множество примеров наличия их у выдающихся людей и их родственников. По мнению Карлсона, этот ген был у Эйнштейна, а у его сына врачи констатировали шизофрению. Следовательно, хотя Эйнштейн был душевно здоровым человеком, но он был носителем такого гена, что, несомненно, влияло на умственный и душевный строй этого гения, хотя и не вызвало заболевания». (Гончаренко, 1991, с. 357.)

Альберт Эйнштейн — одно из исторических лиц, бесспорно признаваемых гениями самыми различными авторами. Тем большее удивление вызывает результат патографи-ческого анализа. Для того чтобы говорить в данном случае о шизофрении, нет никаких убедительных оснований (галлюцинации без бредовых расстройств мало что значат, как и сын, заболевший шизофренией). Зато много данных за наличие у Эйнштейна последствий раннего органического поражения центральной нервной системы, возможно, обусловленного токсикозом беременности. Следует обратить внимание на: 1) гидроце-фалический, «угловатый» череп; 2) задержку речевого развития; 3) приступы агрессивности («припадки гнева»), которые можно расценивать как дисфорическое расстройство у «органика»; 4) некоторую «заторможенность» в «обычном состоянии». Таким образом, органическое поражение ЦНС, от которого психиатры в первую очередь ожидают задержку умственного развития, может являться вполне благодатной почвой для проявления гениальности.

ЭЛИОТ (Eliot) ДЖОРДЖ (наст, имя Мэри Анн Эванс) (1819–1880), английская писательница.

«В детстве п исательница страдала от плохого общего самочувствия и обладала повышенной впечатлительностью, пугающей ее по ночам, и, согласно биографу, “вся ее душа была подвержена трепетному страху”, оставшемуся у нее на всю жизнь… Приступы депрессии донимали ее в зрелом возрасте». (Nisbet, 891, с. 133.)

«Замкнутая, чуткая до болезненности ко всякому диссонансу, Мэри всегда жила в своем, ею созданном мире. Закомплексованная, мучительно переживающая собственное несовершенство, она, возможно, никогда не поднялась бы над боязнью падения и ошибок, не сложись обстоятельства второй половины ее жизни столь удачно». (Семашко, 1999, с. 213–214.)

При всей своей «болезненной чуткости» и «закомплексованности» Элиот смогла совер-шитьряд весьма незаурядных поступков, во многом определивших ее судьбу. Так, в 1842 г. она перестала посещать церковь; 22 года прожила в гражданском браке; после смерти мужа вступила в открытую связь с другим мужчиной, разведенным и имеющим детей. вызвав громкий скандал в чопорном английском обществе. А в 60-летнем возрасте Элиот вышла замуж за человека, который был моложе ее на 30 лет. Биографы подчеркивают, что во всех своих браках писательница была неизменно счастлива. Можно предположить, что Элиот из-за своих депрессий и невротических страхов боялась одиночества, всегда нуждалась в мужской поддержке и находила ее.

ЭЛЬ ГРЕКО (El Greco) (собственное Теотокопули, Theotocopuli)) ДОМЕНИКО (1541–1614), испанский живописец, по происхождению грек.

«Трудно указать причину, побудившую мастера покинуть пределы Италии. Его биограф Манчини считает, что она кроется в заносчивости Греко… В непосильной работе он преждевременно состарился и ходил, тяжело опираясь на палку, выглядел старше своих лет». (Персианова, 1968а, с. 78, 80.)

«В 1577 Эль Греко прибыл в Испанию…арендовал бывший дворец маркиза де Вильепа, пользовавшийся славой пристанища духов. Сам не чуждый всяческой магии, художник зажил на широкую ногу в королевских апартаментах, завел большую библиотеку и домашний оркестр…Популярность мастера была столь велика, что духовенство смирилось с незаконной женой художника и внебрачным сыном… После смерти великий мастер был забыт вплоть до XIX века». (Комарова, Железнова, 2000, с. 611–613.)

«Сохранился один любопытный документ — письмо старого приятеля Эль Греко по Риму Джулио Кловио, которое в какой-то степени приоткрывает нам внутренний мир этого сложного загадочного человека. Вот отрывок из письма: “Я вчера зашел к Греко пригласить его на прогулку по городу. (Несомненно, речь идет о Риме.) Погода была замечательна прелестью весеннего солнца. Всем это доставляло радость, город имел праздничный вид. Каково же было мое изумление, когда я при входе в мастерскую Греко нашел окна наглухо занавешенными, а находившиеся в комнате предметы были едва различимы. Греко сидел не работая, но он не дремал. Он отказался идти со мной, так как, по его мнению, дневной свет вносил смятение во внутреннюю просветленность человека”… В старости художник много хворал. Говорят, что уже в шестидесятипятилетнем возрасте он выглядел глубоким стариком и передвигался с помощью палки. И еще: в его роскошном доме, всегда больше похожим на королевские покои или на музей, чем на жилище художника, теперь царила ничем не объяснимая бедность. В посмертной описи его имущества сквозит горькая тень нищей и трудной старости. Три рубашки, два ручных полотенца, два